— Притормози, а? — сказал я. — Что именно я, ты говоришь, сделал?
Он невесело рассмеялся.
— Да чего ты только не сделал. Эвксен — Великий Пророк, учитель, наставник и вдохновитель божественного Александра, сына Зевса, пасынка Филиппа. Благие боги, братец, ты один из самых знаменитых людей в Империи. И, — добавил он, дернув плечом, — я твой младший брат. Чудесно. — Он испустил долгий, страдальческий вздох. — Ну, — сказал он. — По твоему виду не скажешь, что ты кружился в вихре наслаждений. Ты выглядишь куда как погано, братец, без обид.
— Вот уж спасибо, — сказал я.
Тут как раз прибежал врач. Он был облачен в изысканное вечернее одеяние, закапанное вином спереди, а проходя в дверь, прикрыл ладонью богатырский зевок. Не знаю, что-то в нем было такое, что не вызывало доверия.
— Что, черт побери, стряслось такого срочного, — сказал он, — что меня оторвали от ужина?..
Это была тактическая ошибка. Он подошел слишком близко к скамье, на которой возлежал мой брат, и прежде чем он успел закончить фразу, Эвдемон протянул свою гигантскую левую лапу, ухватил хирурга где-то в районе ворота и дернул вниз, так что тот оказался на коленях. Отменно проделано.
— Ты пьян, — сказал он.
Врач был слишком потрясен, чтобы ответить; как и любой на его месте, то есть стоя на коленях менее чем на расстоянии вытянутой руки от свирепых, выпученных глаз моего брата. Эвдемон продержал его в этом положении до счета пять, затем ослабил хватку и позволил ему вырваться. Хирург выпрямился и отступил на пару шагов.
— А ты пьян? — спросил я.
— Нет, конечно же нет, — ответил хирург.
— Да ты весь залит бухлом, — заявил брат. — Если ты трезвым в собственный рот не попадаешь, ты чертовски хреновый хирург.
— Это был несчастный случай, — ответил врач отчаянным тоном. — Слушай, могу я заняться твоей ногой или нет?
Мой брат издал низкий, горловой рык.
— Не уверен, — сказал он. — Я считал себя крепким мужиком; я хочу сказать, я дрался с персами, бактрийцами, мидянами, индусами и с целой прорвой других, чьи имена вылетели у меня из памяти, и никого из них не боялся. Но должен признать, этот клоун пугает меня до усрачки.
— С меня довольно, — сказал хирург. — Я ухожу.
— Стой, где стоишь.
Несчастный застыл на полушаге. Я тоже. Брат обладал совершенным командным голосом, не столько громким (хотя и достаточно громким тоже) сколько перенасыщенным презрением, скукой и отвращением.
— Пожалуйста, — сказал врач. — Реши что-нибудь. Ты или хочешь, чтобы я лечил тебя, или нет.
Брат вздохнул.
— Давай, приступай, — сказал он. — И делай свое дело как следует, а не то пожалеешь, что родился.
Сам я до этого никогда ничего не ломал, так что не могу судить на собственном опыте, но от людей слышал, что вправление сломанных костей причиняет, вероятно, самую жуткую боль, хотя женщины говорили мне, что роды хуже. Признаю, щелчок, с которым хирург вернул кость на место, чуть не заставил меня сблевать. Однако Эвдемон не издал ни звука, если не считать еле слышного бурчания, как будто полевая мышь рыгнула. Что же до хирурга, он выглядел перепуганным до смерти. У меня сложилось впечатление, что вечер прошел как-то не так, как он планировал.
— Ну, — сказал Эвдемон после того, как хирург нас покинул, — это было далеко не так плохо, как я думал.
— Не очень жалуешь врачей, а? — сказал я.
— С чего ты взял? — спросил Эвдемон. — Действительно, половина из них мясники, а остальные — мошенники, но в целом никто из них не причинил мне никакого вреда. Я, впрочем, всегда старался держаться от них подальше, не буду врать. Так или иначе, ты бы лучше помог мне добраться до квартиры. И на сей раз постарайся ничего не сломать. Мне в самом деле не хочется повторять эту процедуру снова.
К счастью, квартира Эвдемона располагалась неподалеку. Он занимал ее один, и она была меньше хлева, но больше комода, скажем, или улья. Убранство было скромным, выражаясь мягко. У стены громоздились доспехи — роскошные нагрудник и шлем, обильно украшенные эмалью, практически полностью сбитой, небольшой щит с большой буквой А, и пара побитых посеребренных наколенников — а рядом валялся тюк из козьей шкуры, с чиненными и перечиненными лямками. Тут же стояла простая кровать с сеткой, обычного военного образца, и складной трехногий стул с залатанным сиденьем. Вот и все.
— Таков, значит, твой дом, — сказал я, осторожно усаживая его на кровать.
— Конечно, нет, — ответил Эвдемон. — Я не собираюсь задерживаться тут надолго, точнее, не собирался. Теперь, полагаю, придется проторчать тут столько, сколько там требуется костям, чтобы срастись. Еще раз спасибо.
Я сел на стул и упер локти в колени.