Александр не желал ничего слушать.
— Чем более это невозможно, тем вероятнее, что я добьюсь успеха, — прорычал он на построении перед атакой. — Я всегда совершаю невозможное, вы не забыли? Поэтому меня и боятся.
— Ты прав, — прошептал Пифон мне на ухо, пока мы стояли в строю и слушали. — Это нужно сделать.
— Я знал, что рано или поздно ты согласишься, — ответил я.
И вот, снова мы строим проклятую дамбу, чтобы подтащить осадные орудия к стенам, или, как в моем случае — пребываем в полной боевой готовности. Имей в виду, неделю или около того я действительно думал, что понадоблюсь, когда Александр вдруг проснулся среди ночи в полной уверенности, что газианцы подвели подкопы под нашу насыпь, чтобы ее обрушить, и отправил команду саперов копать контрмины.
Никаких вражеских саперов не обнаружили, зато наша контрмина прошла точнехонько под самым слабым участком насыпи, которая со всей охотой ссыпалась в образовавшуюся дыру, угробив наших копальщиков и несколько десятков наземных рабочих, и отбросив работы на неделю назад. Однако со временем ее закончили; орудия вкатили на место и принялись выбивать из стен дерьмо. Батис и его арабы отказались сдаваться; хотя это можно было предусмотреть заранее, они совершили внезапную вылазку, подожгли некоторые орудия и заставили роту македонской регулярной пехоты отступить вниз по склону.
Излишне говорить, что повод был совершенно героический: Ахилл бросается на помощь. Александр лично возглавил атаку, меч его сверкает на солнце, голова непокрыта, чтобы каждый мог его узнать — и вдруг бац! здоровенное копье из катапульты на стене пробивает его щит и нагрудник и сшибает с ног на задницу. Единственный раз в жизни я видел такое: словно божественная рука прихлопнула осу. Твою мать, подумал я, он мертв, ни одна сволочь такого не переживет.
На мгновение все застыло; все, включая даже тех, кто только что обменивался ударами, застыли на своих местах и вытаращили глаза, как будто глашатай возвестил конец света. Я, помню, подумал — и что теперь? Однако гиппарх Гефестион и телохранителя царя ринулись вперед и подхватили его; кто-то закричал: все в порядке, он жив! Твою мать, подумал я; затем битва возобновилась, арабы бросались на нас, как безумцы, пытаясь пробиться через отряд Гефестиона и добраться до Александра раньше наших. Клянусь тебе, братец, я никогда не видел, чтобы люди сражались с таким неистовством; они рубили друг друга, даже не думая защищаться; они обменивались ударами, и победителем становился тот, кто умирал последним.
Я видел, как македонец и араб буквально изрубили друг друга в салат, не останавливаясь; все было так, как будто каждая жизнь, отнятая у араба, позволяла длить жизнь Александра. Когда мы покончили с арабами, то вернулись к тому, с чего начали. Ничего не изменилось. Какой-то хитрожопый врач ухитрился залатать Александра; через два дня он уже хромал вдоль наших линий, и все орали и свистели, чтобы показать, как это умно с его стороны — выжить. Я тоже был еще жив, но никого, почему-то, это не впечатляло.
Итак, воздвиглись огромные осадные башни, которые мы использовали под Тиром, а стены низверглись. Нам пришлось предпринять четыре попытки штурма, и все равно эти тупые арабы не пожелали сдаться. Мы перебили всех, за исключением нескольких женщин и детей.
О, Сам вернулся в строй как раз к последнему штурму, и снова получил болтом из катапульты; на сей раз, впрочем, копье только скользнуло по поножам, даже не разбив их, и стало совершенно ясно, что такая мелочь, как метательные машины, никак не способна причинить смерть Александру.
В сущности, было непонятно, способно ли на это хоть что-то в мире, и это безмерно угнетало Пифона и меня.
Бедный Батис, добрый и верный слуга, был взят живым — едва живым, лучше сказать, он не сдался легко — и был брошен к ногам Александра, который как раз прочухался после очередного попадания из катапульты. Естественно, настроение у него было так себе.
В тот день дежурным философом был Анаксарх, с ним они и сыграли в Илиаду.
Не помню, кого именно должен был изображать Анаксарх — Нестора или Феникса, кого-то из них; Александр, конечно, был Ахиллом, а маленький Батис — он оказался коротышкой, лысым и толстым: этот человек, который задержал нас на полных два месяца, выставил нас шутами, чуть не убил Александра (я хорошенько рассмотрел его и он напомнил мне... как там его — Кратера, забавного мужичка, который слонялся по окрестностям, собирая битые горшки) — Батис был моментально назначен Гектором; подходящий актер на роль, что сказать. Так вот, если ты не забыл Гомера, то помнишь, что когда Ахилл убил Гектора перед Скейскими воротами Трои, то протащил его тело семь раз вокруг города, привязав к колеснице.