— Зачем?
— Прости?
Он скорчил рожу.
— Что ты собираешься сделать с двенадцатью амфорами смертельного яда?
Ну, тут он меня подловил.
— Я дам тебе за него столько, сколько ты заплатил, — сказал я.
— Проклятье, отвечай на вопрос. Что ты будешь...
— Мыши, — сказал я. — И осы. Тут, в пустыне, это сущее наказание.
— Ну, не знаю, — пробормотал он, глядя в сторону. — А что, если кто-нибудь попробует его по ошибке и умрет? Разве не будут говорить, что это моя вина?
— Сомневаюсь, — ответил я. — В любом случае, вся ответственность ляжет на меня. Но никто не умрет, обещаю. Отныне — никто.
— В каком смысле — отныне?
— Так ты хочешь избавиться от этой дряни или нет?
— О, конечно. Но обещай мне, что ты не...
— Обещаю.
В общем, мы погрузили это дело на телегу. Затем я распрощался с Состратом и пошел искать Пифона.
— Отравленный мед? — сказал он.
— Точно.
Он задумчиво закусил губу.
— Откуда ты знаешь, что он действует? — спросил он.
Я нахмурился.
— Ну, не пытался же он мне его втюхать. С чего бы ему говорить, что это смертельный яд, если это не смертельный яд?
— Может, он преувеличил, — сказал Пифон. — Может быть, от него только заболеваешь и все.
Я обдумал эту возможность.
— И что же ты предлагаешь? — спросил я. — Хочешь сперва проверить его на ком-нибудь, что ли?
Он посмотрел на меня странным взглядом.
— Нет, конечно же, нет. Во всяком случае, не на человеке. На животном. Что в этом плохого?
— Например, на каком? — спросил я.
— Ну, не знаю. Оно должно быть большое, — продолжал он. — Если мы возьмем собаку или овцу, это будет хорошим доказательством.
У меня возникла блестящая идея.
— Я знаю, — сказал я. — Верблюд.
— Верблюд подойдет, — ответил он. — А где мы возьмем верблюда?
Я в нетерпении прищелкнул языком.
— Это же Египет, — сказал я. — Куда ни глянь, везде чертовы верблюды.
— Хорошо, — сказал он. — Иди и найди верблюда.
Так я и сделал. Я направился прямо к нашим загонам, поймал самого маленького и самого несчастного египетского писца, какой мне попался и начал на него орать, надеясь на то, что он не из тех египтян-космополитов, которые понимают по-гречески. К счастью, так оно и оказалось, так что мне удалось застращать его до того, что верблюда я получил без необходимости воровать его. Этот трюк срабатывает всегда; если ты старше по званию и пребываешь в раздражении, а они не понимают ни слова из того, что ты говоришь, то сделают что угодно, лишь бы ты убрался. Вполне понятный эффект, конечно; репутация македонцев как законченных говнюков вполне заслужена.
Верблюд полетел на землю, что твое осеннее яблочко с яблони; клянусь, падая замертво, он еще не перестал жевать. Не думаю, чтобы со времен моей первой компании в Иллирии, когда человека рядом с мной пробило копье из катапульты, на моих глазах кто-нибудь умирал в таком темпе.
— Значит, работает, — сказал Пифон.
— Похоже на то, — ответил я.
Он потыкал верблюда сапогом в морду.
— А с ним мы что будем делать? — спросил он.
Об этом я не подумал. В нормальных обстоятельствах я бы подозвал пару подвернувшихся новобранцев и приказал им прибраться; в данном случае этого делать не стоило. Ну, ты понимаешь: люди могут запомнить и потом сложить два и два. И если это звучит паранояльно, то так оно и есть. Чем глубже ты погружаешься в такие серьезные вещи, как измена и цареубийство, тем более полезным инструментом выживания становится паранойя.
— Закопаем его? — предложил я.
Пифон посмотрел на меня с горечью.
— Сам закапывай эту тварь, — пробурчал он. — Да ты посмотри, какой он здоровый.
Я покачал головой.
— Не такой уж и большой, — сказал я. — В хорошем темпе, без спешки, ты управишься не больше, чем за пару часов.
— Я? Почему я?
— Спина болит, — сказал я (что было правдой — последствия разгрузки телег накануне).
— Пошел ты, — сказал Пифон, оглядываясь кругом. — Мы его сбросим в колодец.
Я нахмурился.
— Ни в коем случае, — сказал я. — В здешних местах это смертный грех и вряд ли подходящий способ избежать лишнего внимания. Давай, закопай его, как я сказал. Чем раньше ты начнешь...
Мухи уже начали собираться вокруг нас.
— О, знаю, — сказал Пифон, — мы отправим его в столовую. Скажем, нам доставили его по ошибке. Его разделают и сварят — и проблема решена. И кстати, нехорошее это дело — разбрасываться доброй едой.
— Ты свихнулся, — сказал я. — Ты же видел, как он склеил копыта. Чертова тварь сочится ядом. Да так мы уничтожим половину лагеря.
— Я не буду его хоронить, — твердо сказал Пифон. — Боги милостивые, я же капитан инженеров, капитаны инженеров не хоронят верблюдов. Если кто-нибудь меня увидит, то сразу поймет, что дело нечисто.