— О чем ты говоришь, — спросил я.
— Боги, ты тупой или что? Это же чудесная возможность, сервированная нам на тарелочке каким-то возлюбившим нас богом...
Я был потрясен.
— Уж не предлагаешь ли ты мне убить его, пока он вручает мне награду? — спросил я.
Это его озадачило.
— А почему, блин, нет? — сказал он.
— Ну... — как ни странно, у меня возникли затруднения с формулировкой. — Это было бы неправильно, — сказал я. — Не в тот момент, когда он столь...
— Милый?
— Ну, за отсутствием более подходящего слова — да.
Пифон уставился на меня, как будто у меня крылья выросли из ушей.
— Поверить не могу, — сказал он. — Пучок сухих листьев и треножник за три обола — и из человека, который готовился одним ударом стереть с лица земли целое поколение македонской аристократии, ты превращаешься в идеального солдата. Благие боги, Эвдемон, если б все не было так серьезно, я бы обоссался от смеха.
Он начинал меня раздражать.
— Проклятый венок тут не при чем, — сказал я. — И да, я по-прежнему уверен, что с Александром надо кончать. Я — за, обеими руками. Просто не понимаю, как можно убить его вот так, глядя в глаза.
— А почему нет? Боишься оскорбить его чувства?
Я пнул стул.
— Ладно, — сказал я. — Ты мне скажи. Вот я у него в шатре. Когда я должен проткнуть его ножом? До того, как он вручит мне венок, или после? Я знаю, что сегодня день рождения его матери и он может предложить мне выпить за ее здоровье. Я мог бы полоснуть его по горлу, пока он наливает мне вино. Или лучше подождать, когда он повернется спиной, чтобы взять треножник?
Пифон покачал головой.
— Допустим, — сказал он, — это как-то слишком хладнокровно. А что тут сделаешь? Боюсь, не существует вежливого способа убийства.
Я сложил руки на груди и посмотрел вдаль.
— Кроме того, — сказал я, — если я убью его там и тогда, то точно не выйду оттуда живым. И почему ты думаешь, что мы окажемся с ним наедине? Он никогда не бывает один. Нынче он посрать ходит в компании дюжины послов и дежурного философа.
— Ну и что, — сказал Пифон, — ты можешь заодно прихлопнуть и свидетеля. Большое дело! Ты же солдат, а это вообще-то солдатская работа — убивать людей.
Я покачал головой.
— Чем дальше, тем хуже, — сказал я. — И даже если мне удастся убить Александра и еще шестерых штабных офицеров, дальше что? Трудновато доказать, что ты не при чем, если тебя находят с окровавленным ножом в окружении трупов.
Пифон немного подумал.
— Хорошо, — сказал он. — Ты входишь в шатер, получаешь награду за геройство. Пока ты этим занят, какой-то писец или адъютант впадает в неистовство и убивает царя. Ты не успеваешь остановить его, но по крайней мере успеваешь отобрать нож и зарезать гада, прежде чем он убежит. Кто знает? — добавил Пифон кислым тоном. — Может, за это тебе дадут еще один лавровый венок.
— Да никто в это не поверит, — сказал я. — Для меня это самоубийство, и ты это знаешь.
Он уставился на меня.
— Ты, кажется, отчаянно хотел стать героем, — сказал он. — Почему бы не стать им взаправду, а не мошеннически?
— Я возмущен, — сказал я. — И ты начинаешь действовать мне на нервы.
— И?
Мне стало казаться, что ситуация выходит из-под контроля.
— Слушай, — сказал я, — если мы вцепимся друг другу в глотки, лучше никому не станет. Если мы продолжим в том же духе, то убьем друг друга, не успев и подойти к Александру. Просто прими это: я не собираюсь убивать его во время награждения.
— Прекрасно. Такая прекрасная возможность псу под хвост.
— Ошибаешься, — терпеливо возразил я. — Я могу попробовать организовать ситуацию получше, когда буду говорить с ним. Такую, в которой меня самого не убьют.
Пифон издал долгий вздох.
— Хорошо, — сказал он, — какую, например?
— Вот смотри, — сказал я, склоняясь вперед. — Когда он будет вручать мне венок, я шепну, что должен увидеть его наедине. Срочно.
— И у тебя готово какое-нибудь объяснение? Или ты полагаешься на свой золотой язык?
Я собрался с мыслями.
— Я скажу ему, что знаю все о заговоре против него, — сказал я. — Тут он не устоит. Про такое он готов слушать всегда. Он же постоянно выдумает заговоры и комплоты.
— Ты имеешь в виду — вроде нашего?
Я пропустил это мимо ушей.
— Затем, — сказал я, — когда он окажется с нами один, без охраны, адъютантов и тусовщиков, без свидетелей... Вот так надо делать дела, если по уму. Тщательное планирование. Сперва все продумать. А не так, как те психи, которые грохнули царя Филиппа.
Пифон помолчал.
— Хорошо, — согласился он наконец. — Логично. Ну что же, действуй на свое усмотрение. И удачи. Она тебе понадобится.