Едва кто-нибудь еще, кроме Александры (и Распутина), торжествует по поводу ухода главнокомандующего. Солдаты жалеют о нем, генералы тоже, члены царской семьи возмущены; по поводу смены в генштабе противника начальник германского Генерального штаба Людендорфф чрезвычайно уважительно высказывается о деятельности великого князя в первые годы войны. Министры царя обеспокоены: отныне, предупреждают они его, ему самому придется взять на себя ответственность не только за военные успехи, но и за неудачи, и, кроме того, его постоянное отсутствие в столице весьма рискованно. Николай остается при своем мнении.
В качестве первого шага он созывает Совет обороны, на котором обращается с призывом к правительству и промышленникам умножить и сконцентрировать усилия по преодолению дефицита и созданию необходимых предпосылок для ведения войны. Для этой цели царь предоставляет в их распоряжение все свои личные средства, пополнившиеся в начале войны переведенными из-за границы счетами.
Ему ясно, что причина некоторых неудач заключается не только в недостатках стратегического планирования, но и в нехватке материально-технического и продовольственного снабжения, что на некоторых участках фронта, растянувшегося на несколько тысяч километров, приобретало катастрофические размеры. Рассчитанные на полгода запасы были исчерпаны и пополнялись крайне неудовлетворительно. Правительство, обратившееся в этом трудном положении к союзникам, обнаруживает, что те заняты своими проблемами.
Но создаются также комитеты, которые на частной основе в сотрудничестве с институтами самоуправления (земствами) пытаются удовлетворить военные и гражданские нужды. Эта организация работает настолько успешно, что ее бюджет, составлявший вначале несколько десятков миллионов, вскоре увеличивается до ста восьмидесяти миллионов рублей, а количество сотрудников, задействованных в организационной и оборонной сети, возрастает до нескольких тысяч.
Подобная эффективность сильно тревожит Александру, поскольку, на ее взгляд, компрометирует компетентные государственные службы и тем самым царя. Видимый и в народе признанный успех, которого добивается институт, близко стоящий к парламенту и укрепляющий базис демократии, означает для нее ослабление влияния царского правительства, а, стало быть, самодержавия.
В августе Государственная Дума, как называется существующий с 1906 г. парламент, должна собраться на чрезвычайное заседание. И не впервые Александра пытается встать в оппозицию против нее — как против института вообще; не в последнюю очередь благодаря предубеждению против Думы Распутина. И это неудивительно, если учесть, сколько бурных дебатов происходит на этом форуме в связи с его скандальными выходками; консерваторам он доставил головную боль из-за специально назначенного расследования его деятельности, дискредитирующей корону, левым предоставляет желанные аргументы в пользу неспособности правительства, которое не может даже защититься от присутствия подобного субъекта. Александра обобщает свои сомнения относительно целесообразности созыва Думы в послании от 17 июня — и прежде всего она выступает за то, чтобы не предоставлять парламенту полномочий в сфере компетенции правительства, ибо это «не их дело»:
«Мой единственный возлюбленный! (…) Я чувствую себя совершенно подавленной. В августе должна собраться Дума, и Наш Друг [Распутин] несколько раз просил тебя распорядиться о том, чтобы перенести это по возможности на более поздний срок, только не сейчас, так как каждому пришлось бы работать на себя. А теперь они попытаются в это вмешаться и говорить о вещах, их не касающихся.
Не забывай, что Ты самодержец, и должен им оставаться, мы не созрели для конституционной монархии. Это вина Н[иколаши] и Витте, что Дума существует, и она вызвала больше раздражения, чем радости…»
А 25 июня 1915 г. царица выражается еще крепче:
«…любимый, я слышала, что этот ужасный [председатель Государственной Думы] Родзянко и другие пошли к [председателю Совета министров] Горемыкину, чтобы просить его о немедленном созыве Думы — о пожалуйста, не делай этого, это не их дело, они хотят обсуждать вопросы, которые их не касаются, и тем самым посеять еще большее недовольство. Их надо удержать — уверяю Тебя, иначе случится беда (…)