Александра вне себя. 14 декабря она пишет царю: «Будь Петром Великим, Иваном Грозным, императором Павлом! Раздави их всех под собой! Я могла бы повесить Трепова, что он допустил такое… а сейчас это общее, крайне революционное сборище депутатов в Москве…
Я бы с чистой совестью отправила Милюкова, Гучкова и Поливанова в Сибирь! Это государственная измена — и в разгар войны (…) Будь как лев в борьбе против пары бестий-республиканцев!
Бог посадил нас на трон, и мы должны его удержать и в неприкосновенности передать нашему сыну, — если бы Ты только об этом подумал, Ты бы не забыл и о том, что ты суверен, — и насколько легче это для самодержца, чем для того, кто дал конституцию!
Любимый, послушай меня, я тоскую по Тебе…»
На полях письма царь пишет: «Павел — бедный старый муженек — без воли…» (этот царь не только не обладал выдающимися качествами других царей, которых Александра выпаливает на одном дыхании вместе с ним, но также был непопулярен и задушен собственной дворцовой стражей). На послание Александры он отвечает: «Твое письмо невольно вызвало у меня улыбку, так как ты обращаешься со мной, как с ребенком…»
«Каждая женщина любит своего мужа еще и как мать, если она его действительно любит…» — парирует Александра. Между тем события идут своим чередом.
В Москве нападки повторяются. Оратор от земского собрания Львов заходит еще дальше: «Сейчас мы должны взять историю страны в свои руки… Нам нужен царь, которого будет защищать ответственное перед парламентом правительство…»
Это звучит, как призыв к дворцовому перевороту, — как и за год до этого, собрание разгоняет полиция.
Во время заседания Александра поддерживала с министром внутренних дел связь по телефону. «Ты видишь, он храбро отбивался», — торжествующе докладывает она в Генштаб.
Последствия — кровавые беспорядки. Население возмущено. Трепов подает прошение об отставке. Сначала царь возражает, затем уступает благоразумию, так как премьер-министр не может действовать против собственного руководителя ведомства внутренних дел — Протопопова — и в его усилиях ему мешает собственная государственная власть. Тем самым потерян последний министр, чья преданность делу, готовность к компромиссу и лояльность могли бы спасти положение (и царский режим). Впрочем, позднее царь снимет и Протопопова. «Прости, но так надо…» — пишет он извиняющимся тоном Александре. Однако было уже слишком поздно: предвидя события, Трепов еще до бурного заседания Думы требовал смещения Протопопова. Тогда царь сразу же согласился с этим. Однако Александра так долго и настойчиво упрашивала царя, чтобы он все же не отстранял человека, «имевшего благословение нашего друга и тем самым Бога», что Николай дал ему последний шанс.
Тем самым Россия — и с ней династия — брошена на произвол судьбы. Вместе с тем ускользает то, за что Александра доныне против законов реальности всеми силами цеплялась: авторитарное правление, будто это закон природы, неизбежно теряешь то, что слишком сильно хочешь удержать.
Продолжение заседания Думы перенесено на февраль 1917 г. Между тем идут закулисные переговоры. Конституционные демократы, собравшись на частной квартире, решают добиваться низложения царя; согласно их замыслам следовало признать престолонаследником Алексея, а до его совершеннолетия обязанности регента исполнял бы брат царя, великий князь Михаил. Тот должен был согласиться на конституцию, предусматривавшую ответственность правительственного кабинета перед парламентом.
Радикальнее решают в Москве: похитить царя вместе с царицей, а Дума с помощью военных взяла бы власть в свои руки.
У леворадикальной партии совсем другие планы. Она готовит демонстрации и стачки, призывая рабочих выходить на улицы с лозунгами «Хлеб» и «Мир». Цель: вынудить царя к отречению и единолично, без Думы, сформировать правительство в форме советов рабочих и солдатских депутатов. Переворот готовится совместно с Германией. Поэтому в Берлине знают, «что депутаты Думы хотят объявить царя неспособным и создать революционное правительство», как явствует из секретной переписки. Так как это повышает вероятность сепаратных переговоров, Берлин через посредников в Стокгольме посылает в Петроград деньги. Однако для революционеров крайне левого крыла, получивших такую солидную поддержку, грядущие события — дар Божий.