— Вот они, я думала никогда их не увижу. Они нашлись. Слава тебе господи.
— Что это, Саша? — Глядя заворожённо на диадемы, спросил Иван. Все остальные, включая и Елену тоже смотрели потрясённо на эти настоящие произведения искусства. Не. Их я никому не отдам. Посмотрела на Елену.
— Сестра, помнишь родители нам показывали портреты византийских принцесс из рода Комниных? На них были эти самые диадемы!
Ленка посмотрела на меня ошалело. Я сузила глаза. Глядя мне в глаза, она кивнула.
— Да, помню.
— Вот они. Их носили наши прапрабабушки.
Я подошла к Елене. На её голове был платок, скрывавший её волосы. Так было положено. Замужней невместно ходить простоволосой, чай не девушка. Поверх платка, была надета кубанка. Я сняла с неё кубанку и надела диадему ей на голову, поверх платка. Отошла. Потрясающе. Елена продолжала смотреть на меня испуганно, но потом приободрилась. Вытащила из кармана своё зеркальце, которое постоянно таскала с собой. Ещё оттуда из нашего времени. Взглянула в него. Улыбка расплылась до ушей.
— Саш, так это что получается? Венец у Елены и у тебя, это Ваши? — Спросил Иван.
— Наши. Они делались для византийских царевен из рода Комниных. Специально. Царевны других династий носили другие диадемы. А вот эти именно наши. Были украдены ещё тогда, при грабеже латинянами Константинополя. Они наши с Еленой. И никому больше принадлежать не могут.
— Правильно, Сашенька. Кому же такое богатство и красоту отдавать? — Тут же подсуетилась Евпраксия Гордеевна. Всё верно, на фиг пошли все остальные. А такое сокровище в семье должно остаться.
— Согласна с Вами, матушка. Они потом по наследству перейдут к нашим детям. Так же Ванечка?
— Истинно так, Сашенька. Пусть потом дочки наши её носят. А у Елены её дочки.
Заметила, как Евсей усмехнулся и кивнул соглашаясь. Вот старый лис. Неужели догадался? Ну и наплевать.
— Батюшка. — Обратилась я к боярину. — Нужно определить, что из этого преподнесём Великому князю, ибо надо делится, а что оставим себе, чтоб себя не обидеть.
М-да, неплохой хабар. На фоне этих сокровищ, казна Ульриха, вернее её половина не впечатляла. Золота практически не было. В основном серебряные монеты пфенниги, бременские гротены и шварены. Всё это были серебряные монеты немецких государств — княжеств, герцогств, курфюршеств. Серебряная посуда. Золотой было не так много, пара блюд и один кубок.
— И ещё, батюшка Фёдор Мстиславович, хранить всё это, здесь, в приграничной крепости нельзя. Надо это куда-то увезти, вглубь Руси.
— Как куда-то? В Москву. — Ответил боярин.
— Сашенька, у нас там подворье большое. — Поддержала мужа Евпраксия Гордеевна. — Сад яблоневый. Терем о двух поверхах. Фёдору то ещё два года тут службу государеву нести, потом в Москву вернёмся. Здесь вместо себя человека на управление оставим. Давно хотим.
Я смотрела на свекровь. Всё верно, здесь глушь. А там она может перед товарками своими похвастаться. Всё же Москва, столица. Ничего не меняется. Даже по прошествию столетий. По мне так сейчас наоборот, куда подальше, зато сам себе хозяин. И до границы близко, можно удачно в набеги ходить. Вот только сокровища эти. Они же как магнит будут притягивать к себе всех, кому не лень, всякую шушару, гиен и шакалов. Но то, что в Москве есть оперативная база, меня обрадовало.
— Ну что, дочка, на этом всё? Больше ничего не будет? — Спросил меня боярин. Он всё так же продолжал вытирать со лба пот, но уже не так интенсивно и явно успокаивался. Хотя я видела, что он чувствует себя не в своей тарелке, находясь рядом со святынями.
— Всё, батюшка. Но прежде, чем мы отсюда уйдём, заперев на замок сокровищницу, хочу предложить матушке выбрать себе и дочерям своим украшения из третьего сундука. Там достаточно вещей, которые будут достойно смотреться на боярыне Вяземской.
— Александра, дочка, да разве так можно? Надо всё описать, в книгу ключника внести. — Боярин явно боялся брать что-то из сундука. Маман недовольно посмотрела на супруга. Уже хотела что-то сказать, но я её опередила.
— Фёдор Мстиславович, конечно, запишем, но не в эту книгу. В другую, как собственность и имущество семьи Вяземских.
— Правильно дочка говоришь. Чего это ещё? — Свекровь меня поддержала и продолжала недовольно смотреть на своего мужа. — Наше тут всё. — Боярин махнул рукой.
— Выбирайте, что хотите. Но, Евпраксия, меня только оставьте в покое.
— Иди, батюшка, мы тут сами с невестками разберёмся. — При этом так зыркнула на Афанасия, что тот присел.
Фёдор Мстиславович выскочил из комнаты, Ваня с Василием посмотрели на нас с Еленой, потом на мать свою. Хорошая у меня всё же свекровь. Она всё поняла.