— Стоять! — Крикнула я. — Илья, Божен, Айно, отставить. — Мой жеребец послушно остановился. Косил недобро на купца злым взглядом. Он словно почувствовал, что меня хотели обидеть. Я слегка похлопала его по холке, погладила. — Тихо, тихо, хороший мой. Всё хорошо. — Посмотрела на лежащего купца. По его лицу бежала кровь. Все, кто был в обозе, молчали. Сам обоз остановился. Я видела, что молчит Тучков- Морозов, внимательно смотрит на меня. Свёкр молчит, Свекровь, выглядывая из повозки, тоже молчит. Оружные воины молчат. И это молчание было своего рода зловещим. Купец с задницы быстро перекатился на колени.
— Ты царевну назвал девкой. Да ещё замужнюю. За это голову секут нещадно. — Сказал Божен, поигрывая саблей. Купец и так бледный, совсем побелел, даже посерел лицом. Все, кто был в купеческом караване бухнулись на колени, как и местные аборигены. Жёстко в них вбито на уровне подсознания, что перед высшей знатью, надо склонить головы. А перед правителями и членами их семей, надо стоять на коленях.
Лицо купца заливала кровь. Илья рассёк ему плетью лицо. Конечно, с точки зрения 21 века, это дикость и неоправданная жестокость. Но мы не в 21 веке. Здесь за слова отвечают и чаще головой. Неуважение, оскорбление того, кто выше тебя по сословию, влечёт большие последствия, вплоть до летального исхода.
— Встань. — Купец продолжал стоять на коленях, склонив голову. Я видела, как кровь с его лица каплями падает на землю. — Встань, я сказала.
Купец поднялся. Но в лицо мне не смотрел. Я достала платок. Батистовый. Белошвейки вышили на нём, как и на остальных надпись на старославянском «Царевна Александра». Посмотрела на Божена. — Принеси перевара немного. Божен отъехал, вскоре вернулся с кувшином. Я смочила платок. — Подними лицо и посмотри мне в глаза. — Он поднял. В глазах было покорность и ожидание неминуемой смерти. Протянула ему платок. — Прижми к ране. Подержи так, пока кровь не перестанет идти. Шрам у тебя будет. В следующий раз следи за языком. А то и вырвать его могут, вместе с головой. — Он взял дрожащей рукой платок, приложил к ране. Смотрел на меня в ожидании. Но я ничего больше ему не сказала. Тронула коня. Посмотрела на свёкра. — Чего стоим, кого ждём, батюшка?
Боярин махнул рукой, обоз двинулся дальше к середине деревни, к церкви. Илья, отъезжая от купца презрительно сказал.
— Благодари пресвятую богородицу, что царевна у нас добрая… Иногда бывает. Сегодня тебе повезло, купец. — Тронул ногами своего коня и поехал дальше. Айно убрал стрелу в колчан и засунул лук в чехол.
Здесь же в деревне имелся и терем местного боярина. Не самого знатного, но всё же. Боярский терем и двор был огорожен частоколом, с боевыми башенками и площадками для стрелков. Он встречал нас на крыльце терема, вместе со своей супругой. Был разодет, наверное, в самое лучшее, что у него было, как и его супруга. Довольно молодые оба. Чуть за тридцать ему и ей около 25. Первым принял коржец с медовухой Фёдор Мстиславович. Отпив, передал Тучкову-Морозову. Тот, отпив, передал Ивану, а Ваня своему брату. Василий, выпив остатки перевернул коржец, показывая, что ничего не осталось. Привычный ритуал приветствия. Я заехав во двор, не спешила слезать с коня. Сидела и смотрела на средневековый русский ритуал гостеприимства. Моя боевая шестёрка окружила меня. С коней тоже не сходили, ждали меня. У них это так сложилось по умолчанию. Поприветствовав бояр московских, мою свекровь, которая покинула повозку с детьми, боярин уставился на меня. Я смотрела на него с высоты своего скакуна. Смотрела спокойно и… Равнодушно.
— Фёдор Мстиславович, Михаил Васильевич. — Проговорил местный боярин. — А кто сия дева в броне? И почему она в броне и так одета?
Свёкр даже оборачиваться не стал. Я увидела у него самодовольную улыбку в бороде. Похоже, ему самому стало лестно, что на меня так реагируют, как на некое чудо.
— То невестка моя, царевна царьградская Александра.
Челюсть у боярина упала на пол с грохотом. Он замер. Его супруга во все глаза смотрела на меня. Даже непроизвольно ладошкой рот закрыла. Это было явно нарушением протокола, но на это уже никто не обращал внимания. Молодая боярыня посмотрела на мою свекровь. Её вопрос услышали все, так, как стояла тишина.