Вскрыла рану. Там уже началось нагноение. Мужчина вздрогнул и застонал. Но в сознание так и не приходил. С одной стороны хорошо, с другой стороны не очень. Но бог не выдаст, свинья не съест. Рану промывала отваром ромашки, который принесла травница. Я похвалила её. Ромашка одно из растений обладающих самым мощным бактерицидным и антисептическим свойством. Знахарка мне ничего не ответила, только странно посмотрела на меня. В её глазах было такое выражение: «Тоже мне, специЯлист выискалась, сама знаю». Ну или что-то подобное. Часть повреждённых и уже начавших отмирать тканей пришлось срезать и удалить. Пациент стонал, потом захрипел и пришёл в себя. Смотрел на меня каким-то диким, полным боли взглядом.
— Терпи воин, — сказала ему, — генералом станешь. Медаль получишь. На пенсию по выслуге выйдешь. — Говорила, чтобы отвлечь. Сама делала своё дело. Почистив и обработав рану, начала сшивать. Мужчина опять потерял сознание. Да, дядечке не позавидуешь. Но извините, у меня тут анестезии нет. Если только в лоб ему зарядить, но этого не потребовалось. Он сам отключился. Рану я зашила. Обтёрла её и вокруг неё чистой тряпкой смоченной в отваре ромашки. Потом забинтовала чистыми полосами небелёной ткани. Посмотрела на девчонку. Она была бледная, но держалась. Сказала ей, чтобы убрала окровавленные тряпки. Помыла нож в теплой воде, потом протёрла его самогоном. Засунула в ножны.
— Операция закончена! Всем спасибо! — Объявила своей бригаде скорой помощи. Коновал смотрел на кувшин со средневековым самогоном, который по недоразумению называли хлебным вином.
— Что выпить охота? — Спросила его. Он сглотнул.
— Если можно, боярыня. Я когда руки то с ногами отрезаю, мне всегда наливают.
Разрешила. Полковша коновал выхлебал, как родниковую воду. И его глаза посоловели, стали добрее. Кошмар какой. Взяла больного за запястье, засекла время, считая его пульс. Все трое на меня удивлённо смотрели. Так, пульс учащённый. К сожалению, не знала какое давление. Но тут уж ничего не поделаешь. Вышла на крыльцо. Стояла и дышала, сняв повязку. Елены нигде не было, как и моей сумки. Тут же ко мне подошёл Иван. Откуда он взялся, я так и не поняла.
— Княгиня, ну как там дядька?
— А он тебе дядя, родич?
— Нет. Он батюшкин боевой побратим. Наш с братом пестун, учитель. С малых лет мы его знаем. Потому и зовём дядькой.
— Ну что я могу сказать? Рану я ему почистила и зашила. Очень надеюсь, что не будет заражения и огневицы. Но гарантировать не могу… Обещать, не могу, что он выживет. У меня нет инструментов для оперативного вмешательства. Нет лекарств. Практически ничего нет, кроме ножа и отвара ромашки. Здесь половина на половину, выживет или нет. Тем более нагноение пошло, хоть я его и убрала, но всякое может быть. Будем надеяться, что твой дядька сильный мужчина и его организм победит недуг. А где Елена?
— Её в женскую половину увели. Негоже благородной девице в мужских портах ходить, да ещё драных. И тебе бы, княгиня тоже переодеться нужно.
— Не нужно. Мне и так хорошо. Куча платьев, рубах и юбок сковывают движение. А я не привыкла к этому. Мне нужна свобода манёвра. — Посмотрела на молодого боярина. Он не понимал. Я покачала головой и похлопала его по плечу. — Не бери в голову, боярин Иван Вяземский. Но, давай так. Я сама подберу нам с сестрой одежду. Хорошо? Не беспокойся, приличия будут соблюдены.