— Так сказала Пречистая Дева. Ей же виднее.
— Сын?
— Я не знаю, Вась. То она не сказала. Просто сказала, что дитя будет.
Он обнял меня прижав к своей груди. А я прижимаясь к нему, закрыла глаза и улыбалась. Он стал гладить меня по голове. Целовал в макушку, укрытую платком.
— Как же теперь тебе ехать, Саша? — Спросил он.
— Ехать надо. Дитя если есть во мне, то срок маленький, я же говорю, не чувствую пока, но это нормально. Дорогу перенесу хорошо. Коронуюсь и приеду к тебе, чтобы повенчаться. Ты, пожалуйста, приготовь всё, хорошо?
— Хорошо.
— И ещё, Вась. Пока не повенчались с тобой, ничего не будет. Так надо, иначе Господа прогневим. А я не хочу. Понимаешь?
— Понимаю. Всё будет хорошо. Я подожду венчания.
Так и стояли с ним обнявшись…
…Князь Борис Всеволодович Остожский велел слуге налить вина в кубок. Сам с удовольствием уплетал приличный кусок прожаренного мяса. Закинул в рот не малую щепоть квашенной капусты. Жизнь прекрасна. Сегодня ночью от души повалял сенную девку. Давненько присмотрел её. Молодая, 15 годков, а вся такая, как ягодка. Вот сегодня и попробовал всласть ягодки этой. На слёзы её не смотрел. Ещё чего не хватало. Радоваться должна, что князь внимания на неё обратил. Да лоно её безродное ощутило в себе уд княжеский. Натешился от души. Ничего, попривыкнет, с радостью сама зад свой подставлять будет. У него ещё одна есть на примете. Тоже хороша. Так что будут его две девки ублажать. Он даже представил, как две девицы, стоят в коленно-локтевом положении на широком ложе, оттопырив свои белые ягодицы. А он решает, какую первой облагодетельствовать, а какую второй. При этой картинке, почувствовал вновь нарастающее желание. Решил, что сейчас поест и вновь позовет холопку. Надо и третью найдёт, чай смердов батюшка ему достаточно оставил. А он сам уже и от сестрицы избавился. А то ишь чего захотела, треть от состояния. Борис считал, что всё состояние родителей принадлежит исключительно ему. Вспомнив сестру, он самодовольно усмехнулся. Сегодня постриг у Ксеньки. Вот и всё. Станет монашкой, невестой Христовой. Вот пусть ей и будет. И можно будет забыть о ней. Как он всё ловко обстряпал. И с игуменьей договорился. Денег правда пришлось дать старой сквалыге. Но это гораздо меньше, чем пришлось бы отдавать сестре. Вот только отец Серафим смотрит на него с осуждением. Но молчит старый хрыч. Вот и пусть дальше молчит. А с писарем он уже разобрался. Тот молчать будет под страхом смерти.
Насытившись, Борис рыгнул, отодвинул серебряную тарелку с остатками пиршества. Допил вино из кубка.
— Прошка! — Крикнул он. В трапезную заглянул плюгавый мужичонка. — Зови в мою опочивальню Ваську. Пусть ждёт меня там, без сарафана. Хочу ещё помять её. — Прошка гнусно усмехнулся, кивнул и исчез за дверью.
Борис встал, подошёл к окну. Самодовольно засунул большие пальцы обеих рук за пояс. Смотрел в окно, оглядывая свои владения со второго поверха терема. И в этот момент увидел конных. Они блестели кирасами, такими же блестящими металлическими шлемами. Конные двигались колонной. Десятка три. — Посчитал Борис. Чего им здесь надо? Кто это? На двоих, скакавших во главе колоны были красные мундиры Корпуса.
— Этих мне ещё здесь не хватало. — Зло выругался князь. От колоны отделилось несколько всадников и направились в сторону стоявшей в селе церкви. Остальные стали заезжать на подворье. Всё верно, день же, поэтому ворота были открыты. Один из командиров, в красном мундире, не слезая с коня, подозвал к себе кого-то из смердов князя.
— Эй, князь Остожский где?
— Дык, боярин, у себя в тереме.
— Зови, быстрее, пока плетью не перетянул.
У Бориса вдруг нехорошо засосало под ложечкой. Про холопку, которая должна его уже ждать в опочивальне в нагнутом положении с оттопыренной попкой он уже не думал. Тревога всё больше нарастала в нём. Некоторые из конных соскочили на землю. Ходили по двору, как у себя дома. Стали набирать воду из колодца. Зубоскалили с бабами и девками. У князя и свои боевые холопы были. Сейчас их с десяток имелось. Вот только эти как-то быстро оттерли его воев в сторону и возле каждого боевого холопа Остожских оказалось по двое прибывших. В дверь трапезной постучались. Это был Прошка.
— Чего?
— Княже там оружные спрашивают тебя.
— Кто они такие? — Спросил Борис, хотя и сам уже догадался.
— Не говорят, княже.
— Ладно. Неси шубу мою. — Всё верно, после смерти отца, шуба стала принадлежать Борису. А ведь её в своё время даровал Всеволоду Остожскому со своего плеча сам Государь Иоан Третий. Прошка притащил шубу. Борись надел. Надел так же высокую бобровую шапку-горлатку. Взял в руки посох своего отца. Спустился со второго поверха вниз и вышел на крыльцо. Нахмурил брови.