АННА. Проигрывать надо уметь, Алексей Александрович?
КАРЕНИН. Я еще не старик…
АННА. И кто же назвал тебя стариком? Кто-то в клубе?
КАРЕНИН. «Пора, Алексей Александрович, пора» — говорят старикам.
АННА. Вот оно… Раз так — прошу прощения. Никогда не думала, как говорят старикам. Как еще говорят старикам, чтобы впредь не ставить тебя в неловкое положение?
КАРЕНИН. Еще говорят, что она привезла с собою тень Алексея Вронского…
АННА. Раз вы все-таки верите в то, что говорят, я готова спросить: и кто же она?
КАРЕНИН. Разве не понятно.
АННА. Решительно не понятно. Так кто же она?
Каренин молчит.
АННА. Ну-с, я слушаю.
Каренин не отвечает.
АННА. И даже с интересом слушаю, кто же она…
КАРЕНИН. Твои чувства — это дело твоей совести…
АННА. Это так, и моя совесть молчит.
КАРЕНИН. …но я обязан пред тобою, пред собой и пред богом указать тебе твои обязанности. Жизнь наша связана и связана не людьми, а богом. Разорвать эту связь может только преступление, и преступление этого рода влечет за собой тяжелую кару.
АННА. Ты нездоров, Алексей Александрович. А мне как на беду спать хочется.
КАРЕНИН. В таком случае я прошу тебя извинить меня.
АННА. Ты прощен. Я могу идти?
КАРЕНИН. Иди…
АННА. Да и тебе пора, Алексей Александрович, пора. И учись проигрывать…
Взбегает по лестнице. Каренин остается один.
Он немигающими глазами вглядывается в темный угол передней.
Там одна за другой вспыхивают искры какого-то неведомого бала. Появляется люди в белых фраках и роскошных платьях. Они все молоды, свежи и прелестны. Звучит вальс. Люди начинают тур. Среди них Анна и Вронский. Они кружатся в танце. Их лица близко-близко друг от друга. Каренин тяжело встает и идет к ним. Подходит совсем близко. Смотрит.
АННА. Что нужно этому старику?
ВРОНСКИЙ. А право не знаю…
АННА. Он так смотрит на нас. Скажите ему…
ВРОНСКИЙ. Что вам угодно?
КАРЕНИН. Это моя жена…
ВРОНСКИЙ. Он говорит, что вы его жена.
АННА. А что же у него уши так выдаются, если он мой муж? Мой муж не может быть с такими ушами. Я не могу любить такого.
ВРОНСКИЙ. Она говорит, что у вас уши выдаются.
Каренин трогает свои уши.
КАРЕНИН. Я обстригся…
ВРОНСКИЙ. Он обстригся.
АННА. Крайне неудачно обстригся этот старик, скажите ему.
КАРЕНИН. Я всегда так стригся.
АННА. Что же из того?
КАРЕНИН. Не знаю…
АННА. Так идите и обстригитесь иначе.
КАРЕНИН. Сейчас ночь…
АННА. Обстригитесь завтра. Только не ходите так. Это противно.
КАРЕНИН. Я обстригусь. Завтра…
И тут с криками: «Дорогу молодежи!» Каренина сметает толпа танцующих.
Он обнаруживает себя упавшим с кушетки. Все так же в пальто. Светает. По лестнице спускается Сережа в ночном платье. У него взъерошенные ото сна волосы.
СЕРЕЖА. Папа, ты разве тут спал?
Каренин непонимающим взглядом оглядывает переднюю. Сережа подходит к нему.
СЕРЕЖА. Почему ты спал тут?
КАРЕНИН. Я, Сережа… Я, Сережа, тут не спал… Я, Сережа…
Обнимает Сережу, долго молчит.
КАРЕНИН. Сережа, правда, у меня уши сильно выдаются?
Сережа смотрит на ухо Каренина.
СЕРЕЖА. Не сильно. Но у тебя на ухе волосы, папа…
Каренин, хмыкнув, пытается прикрыть ухо прической.
Глава 5
Дом Карениных. Каренин, Анна и Сережа сидят за завтраком. Анна заигрывает с Сережей, пуляет в него каплей воды с пальца, который мочит в бокале. Сережа смеется. Каренин молчит. Ест.
КАРЕНИН. Я вчера говорил тебе нехорошее…
АННА (пуляет в Сережу). Говорил.
КАРЕНИН. Так знай, я признаю ревность чувством оскорбительным и унизительным и никогда больше не позволю себе руководиться этим чувством.