Их смерти все еще преследовали меня. Пашка. Илья. Костя. На меня нахлынуливоспоминания. Их лица, их улыбки, их смерти. Улыбок было немного, и мы росли далеко друг от друга в том мире, но мы делили их. Они были моими братьями… они были моей семьей.
Жжение распространилось по всему телу, пот стекал по порезам. Но это не шло ни в какое сравнение с жжением в груди.
Глаза Кости расширились, кровь из его шеи брызнула мне на грудь. Я смотрела, как он боролся, отчаянно зажимая руками глубокую рану. Я стоял на ринге рядом с Ильей, когда мы смотрели, как умирает наш друг. Он смотрел нам в глаза, зная, что у нас не было выбора.
Убивай или будешь убит. Это была наша жизнь.
Я наблюдала, как шевелятся его губы. “ Все в порядке. Шепот пробежал по его губам, когда из уголков его губ начала сочиться кровь.
Чувство вины окрасило меня в красный цвет, как реки Египта. Оно поглотило меня целиком. Не имело значения, что это не я перерезал ему горло. Я сделал его слабым. Он сражался со мной до того, как сразился с Ильей; я ослабил его. Хотя я отказался прикончить его.
Наблюдать, как мой друг умирает медленной смертью, было наказанием Ивана для меня. За неповиновение ему. Я отказался добивать Костю, поэтому он заставил Илью и Костю подраться.
Но Илье так и не удалось задеть правую артерию, чтобы смерть была быстрой. Менее болезненной. Вместо этого он задел сонную артерию Кости, и мы наблюдали, как он боролся. Борется за жизнь, но знает, что умрет.
Я должен положить конец его страданиям. Правильно перерезать артерию, чтобы его страдания прекратились. Мое тело сдвинулось всего на дюйм, и голос Ивана прогремел над рингом.
“ Тронь его, Алексей, и заработаешь еще сорок ударов плетью. Кожа у меня на спине зудела, все еще свежая после последней порки, которую я заработал. - Ты упустил свой шанс, ублюдок.
Мои глаза нашли нашего похитителя. По его лицу расплылась злая улыбка, он подумал, что преподал мне урок. Подумал, что я буду слепо следовать его приказам. Что я стала одной из его любимиц, как это сделал Игорь. Мой взгляд метнулся к мальчику не старше меня, сидящему на полу рядом со стулом Айвена, как послушный пес, и на его лице расплылась улыбка, такая же злая, как у его хозяина. Потому что это то, кем он был для нас… мастер, тот, кто диктовал наши жизни… наши смерти.
Мои кулаки сжались. В ушах зазвенело. Ненависть кипела, когда охранники Ивана стояли в стороне, пили водку и ели бефстроганов, в то время как никто из нас на ринге не ел со вчерашнего дня.
Костя цеплялся за жизнь, его булькающие звуки были единственным, на чем я могла сосредоточиться. Его душа боролась за жизнь. В свои двенадцать он был всего на год старше меня. Слишком молод, чтобы умереть.
Мои глаза встретились с глазами Кости. В них была мольба - мольба положить конец его страданиям. Положить конец его боли. Вся сцена… душераздирающая. Хотя я не была уверена, что у меня осталось хоть что-то от сердца.
Два шага. Один нож.
Его руки упали с шеи, словно принимая свою судьбу. Я полоснул лезвием по его сонной артерии. Смертельный удар. Его кровь пропитала мои руки и предплечье, когда я держал его голову.
Мы были детьми. Вынуждены отнимать жизни друг у друга, чтобы спасти свои собственные. Я смотрела, как жизнь покидает его глаза, пока их не покрыл смертельный холод. Я подняла руку, провела ею по его векам, закрывая их.
Он был мертв.
Он был свободен.
Сколько раз я задавался вопросом, не лучше ли было бы позволить им убить меня. Чтобы я тоже мог быть свободен. Но когда пришло время, я обнаружил, что отчаянно пытаюсь выжить.
И все же с каждой из смертей, причиной которых я был, что-то внутри меня умирало вместе с ними.
“ Дай ему сорок ударов плетью, ” приказал Иван твердым голосом. Но с таким же успехом он мог находиться на другой планете. Все мое внимание было приковано к Косте. - Двадцать спереди и двадцать сзади.
Двенадцать месяцев. 365 дней. 8 760 часов.
Сегодня мне исполнилось одиннадцать.
С гребаным днем рождения меня, отмечаю еще одной смертью ... еще одним избиением.
Мы все равно здесь умрем.
Мои воспоминания врезались в мои едва зажившие раны. Шрамы на моей коже были ничем по сравнению со шрамами внутри меня. У них был привкус меди, вины и ненависти. Из тех, которые невозможно исцелить.