Оба не торопились, прикасаясь ко мне, наслаждаясь тем, за что заплатили. Мои мышцы затряслись, и я снова забилась в своих оковах. Они оба улыбнулись моим попыткам, слегка рассмеявшись, когда снова начали водить руками по моему телу.
“Думаю, мне понравится проводить с тобой время”, - заметил тот, что в черном.
Женщина в белом наклонилась вперед, ее язык скользнул по моей щеке. От сильного запаха ее цветочных духов у меня скрутило живот. Ее рот коснулся моего, и каждая клеточка внутри меня напряглась.
Руки другой женщины взяли мой пенис в свои ладони, поглаживая его, пока она стонала. Я не мог остановить реакцию своего тела больше, чем я мог остановить бушующую метель. Я ненавидел себя за это. Я не хотел, чтобы это произошло. Это ничего не дало мне, но мое тело все еще реагировало, мой пенис становился тверже с каждым ударом.
Женщина в белом просунула язык между моими губами. Возможно, я не мог контролировать реакцию своего тела, но я мог контролировать это. Я слегка приоткрыл рот, позволяя ей поверить, что я уступил ей. В тот момент, когда ее язык скользнул в мой рот, я прикусил его. Медный привкус ее крови заполнил мой рот, и она закричала, отпрянув назад.
Я улыбнулся, сплевывая кровь на женщину, все еще стоявшую в изножье кровати. Она быстро отошла в сторону.
Удар последовал внезапно. Я не мог сказать, откуда он пришел, так как моя голова дернулась назад. Вошли два охранника, выпроваживая женщину, у которой половина языка висела на волоске, из комнаты. Последовал еще один удар, и я не возражал. Я бы предпочел принять побои, чем альтернативу, которая стояла в изножье кровати.
Светло-карие глаза встретились с моими, и я с удивлением обнаружила в них нетерпение.
- Теперь ты полностью в моем распоряжении, - выдохнула она хриплым голосом, как будто выкуривала пачку “Беломорканала” в день.
Я ждал, не двигаясь. Каждый мускул напрягся.
Будь у меня такая возможность, я бы тоже ее укусил.
Но она была умнее. Ее взгляд метнулся куда-то позади меня, и я услышала приближающиеся шаги, прежде чем кто-то схватил меня за голову, в то время как другая пара больших рук открыла мне рот. Изогнутая версия лошадиных удил скользнула мне в рот, не позволив откусить, поскольку ремень был затянут у меня на затылке.
Женщина оседлала мои бедра. Она была скользкой, терлась обо меня всем телом и вызывала трение. Мой гребаный член откликнулся, его вес увеличивался с каждой секундой.
Она застонала, ускоряя свои движения, и мне захотелось отрезать свой член.
“ Ты большой, ” выдохнула она. Ее руки блуждали по моей коже, скользкой от холодного пота. Она двигалась напротив меня, двигаясь вверх и вниз, сильнее и быстрее. Я чувствовала, как реагирует мое тело, это ненавистное, знакомое покалывание начиналось в пальцах ног, проносилось по всему телу.
Я не хотел кончать. Не хотел доставлять ей удовольствие от того, что она могла довести меня до оргазма, но мое гребаное тело отказывалось слушаться.
А затем ее лицо нависло надо мной, искаженное надвигающимся оргазмом. Ее губы пробежались по моим губам, слегка раздвигая мой рот, не давая мне отреагировать. Я боролся с ограничителями, когда она погрузила свой язык в мой открытый рот. Энергично целуя меня, пока я был вынужден позволить это. Я подавился, когда ее язык снова скользнул в мой рот. Ей было все равно.
Подняв нож, которого я раньше не видел, она полоснула меня по губе, и хлынула кровь, заполнив мой рот. Она заткнула мне рот кляпом.
Последовали крики ее оргазма, ее бедра оседлали меня, оседлав волну. Она соскользнула с меня, прежде чем схватить мой член и гладить его, пока мое собственное тело не кончило.
“ Теперь ты всегда будешь помнить это, ” сказала она, все еще тяжело дыша. - Ты всегда будешь помнить меня.
Я моргнула, прогоняя воспоминания, все они рассыпались на задворках моего сознания. Шрам на моей губе - ежедневное напоминание.
Прошлое, возможно, и настигает меня, но я отказался стать его жертвой.
Я был так облажался. Так чертовски сломлен, и я осмелился прикоснуться к чему-то такому хорошему. Такому невинному. Мои глаза встретились с темно-шоколадными, и в них я обрела покой.
Хотя у меня она не нашла того же самого.
Аврора отвернулась от меня, как будто не могла выносить моего вида. Не то чтобы я винил ее.
У меня вертелось на кончике языка сказать ей, что это не она. Это был я. Это звучало банально, но в данном случае это была чертова правда. Но называть ей причину этого было невозможно. Я не хотел ее жалости.