Свои лекции-импровизации Мастер начинал с коротких цитат из его настольной книги Ч. Ломброзо «Гениальность и помешательство». Потом плавно переходил на стихи И.Северянина. Это был его любимый поэт по “гипнотизированию” любой аудитории. Таким способом он «настраивал» слушателей на рабочий лад.
В тот день, когда Рессер неожиданно предложил нам посетить его занятие, он был в ударе. У него получалось буквально все. После «десяти минут полета», мы были уже «готовы» для восприятия его дальнейшей обширной программы.
Когда в нашей маленькой аудитории наступила мертвая тишина, изредка нарушаемая непроизвольным посапыванием студентов,убаюканных стихами Северянина, вдруг неожиданно скрипнула дверь, и в проеме двери показалась голова «любимицы» всего нашего класса. Дама Н. тихо вошла в комнату, согнулась пополам, как это делают в темном зале кинотеатра, на цыпочках прошмыгнула перед носом Рессера, и уселась на свое место за первым столом. Увидев ее, Алексей Александрович запнулся на полуслове, несколько раз быстро моргнул и стал смотреть, как Н. обстоятельно располагается на скрипучем стуле. Лицо его сразу как-то вытянулось. Было видно, что появление Н. выбило его из рабочего состояния. Он встряхнулся, резко вскинул голову вверх и, нараспев, продолжил читать стихи Северянина.
Когда класс опять стало заволакивать дурманящими стихотворными кружевами поэта-декадента, и активное посапывание стало переходить в смелое похрапывание, неожиданно в тиши, раздался ангельский голосок Н., который застал мастера врасплох. Рессер закашлялся и как-то, по-новому, болезненно, подмигнул с затяжкой. Потом потер мочку огромного, как пельмень, уха, скорчил кислую физиономию и…замолчал окончательно. Наступила тишина. Убаюканные и разомлевшие от стихов будущие доценты и профессора, стали приходить в себя. Некоторые с укоризной смотрели в сторону нарушительницы чудотворного стихотворного гипноза.
Молчание затянулось. Наконец, Алексей Александрович пошевелил губами, как будто пробовал горькую пилюлю на вкус, шумно со свистом втянул воздух в нос, подмигнул и произнес:
- Я готов дать подробный ответ на любой ваш вопрос но з-а-в-т-р-а-а-а…
Далее Рессер, почти шепотом, сообщил, что завтра в 13.30 он ждет всех нас в своем классе.
Глава 6
В назначенное время открылась дверь аудитории , и нас впустили в темное зашторенное помещение. Когда глаза привыкли к темноте – мы стали различать силуэты сидящих и лежащих на полу аудитории студентов. Нам предложили сесть на стулья расставленные по периметру класса. Разместившись на стульях, мы жадно стали следить за происходящим.
САМ сидел в углу класса у зашторенного окна. Привалившись спиной к стене и закатив глаза, бубнил что-то о цветах, деревьях, голубом небе и щебетаньи птиц. Особого смысла в этих словах не было, они рождались непроизвольно от музыки и атмосферы царящей в классе.
Его студенты, сидя на полу в «позе Лотоса», монотонно раскачивались под музыку Шнитке и ритм слов педагога. Его импровизационные тексты чередовались короткими стихами. Протяжное бормотание Алексея Александровича, музыка, свет и общая атмосфера стали действовать на нас тоже. Некоторые из студентов вставали, медленно двигались по центру площадки, выражая движениями и жестами эмоциональные ощущения. Кто-то издавал странные гортанные звуки, кто-то подпевал себе. Рессер от стихов перешел к тихому завыванию под музыку, как - будто хотел убаюкать нас. Многие из «наших» попали под гипноз Алексея Александровича и так же, как и его студенты, стали раскачиваться на стульях. Наверно со стороны это смахивало на сеанс группового гипноза. Многие вставали и двигались как в сомнамбулическом сне. Помню, я ощутил пьянящую легкость, мной овладела радость публичного одиночества. Мне захотелось встать и что-то делать. Руки непроизвольно стали подниматься вверх и потянули за собой тело. Я стал медленно кружиться, мурлыча что-то себе под нос. Я был раскрепощен полностью и, как казалось мне тогда, мог бы выполнить любое предложенное мне задание.