- Нет, ничего… это глупо. – Он усмехнулся. Это было так странно, но у него на щеках лишь одна ямочка. Справа, как у… Меня пробило словно насквозь этим озарением. Словно пелену сняли с глаз, и вдруг все оказалось так странно, так чисто. И так смешно. В ту секунду, глядя на эту глупую ямочку на его щеке, я подумала: это было послание от нее… оттуда. Мне даже показалось, что я словно услышала ее голос вместе с его.
Я накрыла его руку своей второй ладонью.
- Я не хочу сдаваться… ты… нужна... мне… - последнее он будто произнёс даже для себя. Так тихо, что я его почти не слышала.
Меня мерно покачивало в карете, а внутри бушевала буря. Мне хотелось его поддержать, что-то сказать ему, не хотелось его отталкивать. И даже совсем не из-за жалости. Он не вызывал во мне жалось. В нем была сила духа, и то, как он поднял сейчас на меня глаза, глядя упрямо и с вызовом. Словно говорил мне: да, это глупо и страшно, но так есть. Что скажешь, Мариса?
Мы смотрели друга, и на языке вертелось то, что я никогда бы не стала говорить вслух, но… Я сжала медальон. Странная логика, спрашивать разрешения у мертвой девочки, которая даже не была мне дочерью. Я отвернулась в окно, одной рукой теребя цепочку от медальона, а второй не разжимая его руки, и сделала максимально равнодушное лицо.
- Не сдавайся.
По щекам пополз жар, я чувствовала его так, словно я сидела посреди бани, где так душно и жарко. Сразу захотелось накрыться всеми этими юбками с головой, а сверху и книгами. И зачем я это сказала? Чувствую себя еще глупее, чем до этого. Надо было просто молчать.
Силир пересел ко мне, практически касаясь меня боком и все еще сжимая мою руку. Когда я покосилась на него, он улыбался уголками губ, совсем не заметно. Я коснулась гладкой ткани под медальоном, мне казалось, что под платьем на том месте, где всегда соприкасался медальон, вдруг потеплело, и на душе стало хоть немного свободнее.
Конец