- Прости ты меня, Алюшка, бес попутал, - тебя не было, а я выпивши был, перепутал. В какой-то момент показалось мне, что рядом идёшь ты, а не Лидка…
- О чём ты вообще говоришь? Да разве я смогла бы тебя с кем-нибудь перепутать? – жалобно протянула она. – Гена, как же мне жить дальше, ведь душа как будто умерла, - и смотрит так на него, как будто само страдание рядом с ним.
- Я всё сделаю, я никуда больше не пойду, я всю жизнь с тобой буду, Алюшка, только прости. Ведь и мне без тебя жизни не будет. Помру, - он не удержался и всхлипнул.
Аля повернулась к нему:
- Ты же знаешь, Гена, что мама не смогла с папой жить из-за его измен – не верила она ему. И я не смогу поверить. Один раз предал – я всю жизнь опасаться буду. Ты меня прости, но не смогу пойти против себя. Живи, как знаешь. К Лиде иди, к Маше, к кому угодно… меня оставь.
В последний раз бросила на него печальный взгляд, мысленно желая остаться с ним.
Она тяжело встала, запахнула пальто на груди и медленно, борясь с собой, вернулась в дом, а он ещё долго сидел с поникшей головой у них под окнами. Уже стало темнеть, когда ушёл домой. Аля всё это время у окна провела, смотрела на него и не могла поверить, что он так с ней поступил. Надо же, перепутал!
Николай
За сорок пять километров от деревни, где жила Аля, находилось большое село. Жил там Николай. Он был из большой семьи, многодетной, работящей и пьющей. Они с братом были от первого мужа мамы – от погибшего на войне силача и красавца тракториста Кирьяна. Рано стал работать Коля, лет с десяти – надо было помогать матери, и братишке всего пять лет было. Коля был коренастым, жилистым – в мамину породу, а вот брат пошёл в отца – рос высоким, здоровым – ему много надо было еды. Бывало, кто-то из соседей даст Коле кусок хлеба, глядя на его выпирающие худые лопатки, а он домой несёт - братишке.
А потом вернулись с войны мужчины, и мама второй раз замуж вышла. И дети пошли, троих подряд родила. Бывали случаи, что, вернувшись с работы и заглянув через окно в кухню, где уже к вечеру висел табачный туман и слышались нетрезвые крики и ругань, он, голодный, шёл в дровяной сарай, кидал какую-нибудь тряпку на поленницу и ложился, прикрывшись фуфайкой. Утром заходил в дом, умывался, по-быстрому пил кипяток с куском чёрствого хлеба и бежал на работу, не забыв погладить братишку по голове. Рано повзрослел Коля. Постоянная тяжёлая работа и забота о младшем брате, которого любил больше всего на свете, как-то быстро забрали у него детство.
В семнадцать лет он заметил, что на него заглядывается Анна, почти ровесница. Жила она недалеко от него. Сам не заметил, как стал семейным человеком, но про брата не забывал: тот каждый вечер прибегал и ел с братом похлёбку, ночевать часто оставался. С Анной Николай не регистрировал отношения, просто сошлись и жили. Его корили бабки, выговаривали, что не годится девушку позорить, да он никого не слушал. А почему не хотел оформлять отношения, не знал сам, уверенности в правильности не было. Через девять месяцев Анна родила дочь, назвали Наташей. А потом, когда уходил в армию, узнал, что Анна опять ждёт ребёнка. А тогда, когда повестку получил, никто ему отсрочки не дал. Ушёл и отслужил ровно три годочка.
Анна писала ему часто, рассказывала о детях: вторым ребёнком был сынок Дима. А потом как снег на голову пришло письмо от мамы, в котором она рассказывала, что про Анну слух прошёл: начала погуливать. Поверил матери, ведь не будет о таком лгать. Рассердился очень, страдал долго, но как отрубил: перестал писать письма. Потом мыслишка грязная закралась: а мои ли это у неё дети? Мучился, конечно, чуть с ума не сошёл.
Позже мать писала, что Анна к ним приходила несколько раз уже, плакала из-за того, что писем от него нет. Всё о нём расспрашивала. А мать уже и не знает: гуляла ли она или нет, потому что никто толком ничего не говорил.
Поздно уже было об этом писать: закрались сомнения в голову Николая (к сожалению, в плохое мы все верим быстрее, чем в хорошее).
Вернулся из армии, к семье своей даже ни разу не сходил, хотя потом обсуждали его соседи и осуждали: видели Анну с детьми, стоявшую под окнами дома Николая. Говорили, что стала Анна тоньше тростинки, одна ведь детей тянула.