А у Николая ноги в тепле начали болеть. Он попробовал снять сапоги, а они как приклеенные – ни в какую. Мария подошла, присоединилась к дочери, которая, стесняясь, наклонив низко голову, помогала Николаю. Безрезультатно подёргали, пока Мария не сказала категорично:
- Резать сапоги надо, а то ног лишишься.
Она принесла из сеней большой нож и вместе с мужчиной они сапоги разрезали, потом налили в таз холодной воды и опустили туда ноги. Всё это делали молча, каждый чувствовал неловкость и напряжение.
Николаю было невыносимо больно, но за свою жизнь он привык преодолевать и не такие мученья.
А после Мария принесла припрятанного спирта, села рядом с ним, расстелила на коленях толстое полотенце и положила ногу Николая к себе на колени. Начала медленно растирать. Мужчина терпел, сжав зубы. А затем взяли они тёплые носки, связанные Алевтиной для отца, надели, а следом натянули его же, отца, старые валенки – так, на всякий случай лежали они, забытые им, у Марии в чулане. А уж после за стол посадили, чая с душицей большую кружку налили, варенья малинового достали, мёда, шаньги, ещё тёплые, пододвинули. Мария груздей солёных принесла, капусты квашеной, сала домашнего нарезала, стопку водки налила, сказала, что для согрева. Потом села за стол, по-бабьи подперла голову рукой, оглядывая зятя: был он, на её взгляд, уж слишком худой, несчастный какой-то. Но ничего, откормят его. Она уже понемногу смирялась с женихом, так неожиданно появившимся в их избе. Она не хотела этого делать, но в душе всё-таки сравнивала новоявленного жениха с прошлым, и прошлый был родной, понятный, а к этому приглядывалась с опаской: появилось у неё ощущение, что помотала его жизнь, поиспытывала. Мария остановила взгляд на его руках, крепких, мозолистых. Может быть, понадеялась она, к её дочери будет хорошо относиться.
А Николай посматривал по сторонам и заметил, что семья на самом деле крепкая, и живут здесь хорошо, и шкаф стоит, полный красивой посуды, и большой шифоньер, и кровати, высокие и заправленные добротными покрывалами с вышивкой, и подушки лежат большие, и русская печь белоснежная, и занавески, вышитые на окнах, и чисто так, как будто в музей попал. И вкусно пирог и шаньги приготовлены.
И главное, невеста очень красивая: косища такая толстая, глаза огромные, так и смотрят на него, изучают. Вздохнул негромко: худенькая только, но ничего, значит, подвижная, а так ладная, всё на месте. Захотелось поговорить с ней, да где там. Мать её так и следит за ним, глаз не спускает.
Спать положили его в горнице, а сами за печь ушли. Лёг Николай во всё чистое и во всём чистом (будущая тёща принесла из сундука нижнее бельё бывшего мужа), пахнущее утюгом и свежестью. А подушки мягкие, на них наволочки вышитые, и одеяло тёплое. И коврик самодельный на полу, чтобы ноги не студить. Во всём забота. Как же хорошо-то. Мечтательно закрыл глаза: вот бы так всю жизнь прожить.
Утром встали рано. Ноги, хорошо растёртые Марией, не болели. Она уже успела куда-то сбегать, с кем-то договориться, вернулась и сообщила, что часа через два в город по делам поедет Иван – дальний родственник Марии, он-то и довезёт, а там уже легче будет до дома Николаю добраться.
Мария нашла старый тулуп, ещё своего отца, подарила будущему зятю валенки. Собрали его, положили с собой свежих булок и пирогов (подскочила Мария чуть свет и напекла), молока налили, творогу свежего приготовили, достала из погреба варенья с собой малинового, две большие банки солений. И всё так быстро, сноровисто и незаметно. Очень Николаю это понравилось. Сели за стол, за завтраком всё обсудили и дату назначили. Аля сидела рядом с ним как каменная, в себя прийти не могла: как же она решилась-то вчера на замужество. Потом был смазанный поцелуй в щёку от жениха, быстрое прощание, и вот он уехал. Проводив его, зашла Мария в дом, прошла за печь и упала на кровать, завыла от горя белугой. Не услышала, как к ней пришла Аля, легла рядом, обняла и тоже заплакала навзрыд. Они не успокаивали друг друга, дали себе волю, выплакали всю тяжесть.
- Может, дай Бог, хороший он мужик, Аля, и мужем тебе хорошим будет, - проговорила сквозь слёзы женщина.
- Мамочка, не убивайся ты так, может, на самом деле он хороший. Видишь, по такому морозу столько километров отмахал, не побоялся замёрзнуть, - Але так хотелось верить в благополучный исход и маму тоже хотелось успокоить.
- И то верно, дочка. Будем надеяться на лучшее, - Мария утёрла слёзы и посмотрела на дочь. – А может, одумаешься, простишь Генку-то, ведь как убивается-то парень, сил даже слушать об этом нет у меня. А мать его каждый день на него смотрит и горюет, как бы не слегла. А, доченька, что скажешь?