Она задерживает дыхание.
— У тебя кровь во рту, — бормочет он, нежно проводя большим пальцем по ее губам. Очарованная, она приоткрывает рот и позволяет ему провести пальцем по внутренней стороне ее губы.
Тревожные колокольчики взвизгивают в ее голове.
Но как только он прикоснулся к ней, его рука тут же отдернулась, словно обожженная. Его челюсть подергивается, а выражение лица становится угрожающим.
— Он причинил тебе боль?
Она недоверчиво качает головой, пряный запах его гнева наполняет ее ноздри. Его сущность мучает ее, даже когда он в гневе.
— Нет.
Но, отвечая, она убирает руку, и его глаза улавливают это движение.
Он осторожно протягивает руку, и она позволяет ему.
Он изучает костяшки ее пальцев, его прикосновение нежное.
Ее влагалище пульсирует в предвкушении, и она подавляет стон.
Ей нужно убираться отсюда.
Потому что, хотя он и спас ее от нападения, нападавший — не единственное опасное существо здесь.
Он не отпускает ее руку.
— Что ты с ним сделал? — Снова шепчет она, ее пальцы дрожат в его хватке. Она пытается вырваться из его хватки, но это бессмысленно.
Шокирующе, не сводя с нее глаз, он подносит ее поврежденные пальцы к своему рту, его мягкие губы касаются костяшек ее пальцев.
— Ты знаешь, что я сделал. — Бормочет он.
Да, она знает.
Крошечная часть ее надеялась, что он, по крайней мере, будет это отрицать.
Что Ноа убил кого-то не просто так, без усилий и незаметно.
— И сколько раз… — ты это делал? — Она задыхается.
Солги мне, умоляет она глазами.
Но он ничего подобного не делает.
— Достаточно, чтобы это было так же просто, как дышать.
Он отпускает ее руку, и она безвольно падает.
Жжение сменяется тупой болью, как будто его прикосновение успокаивает ее.
Она все еще чувствует привкус меди во рту, и она ненавидит его.
Вместо этого она задается вопросом, какими были бы на вкус его губы. Как бы его язык касался ее языка.
Ее влагалище теперь опасно мокрое, капли стекают по ее сеткам для чулок.
Этот Альфа — воплощение смерти, и все же она взмокла ради него.
В ее голове вырисовывается вопрос, на который она хочет получить ответ до того, как уйдет, независимо от того, насколько опрометчиво задавать его.
— Почему ты здесь, Ноа?
Она понимает, что ей нравится произносить его имя.
Ее внутренняя Омега кивает в знак согласия.
— Я же тебе говорил. — просто отвечает он. — Бизнес.
Он не отступает от нее ни на шаг, но она больше не возражает. Их обоих окутывает туман, и его близость согревает ее.
Даже если она легко могла вспылить в его присутствии.
— Ты так и не сказал, что это за бизнес, — шепчет она.
Уголок его губ приподнимается.
— Это потому, что это личное.
Снова этот взгляд. Взгляд, который говорит, что я знаю то, чего не знаешь ты.
Если она попытается сесть в машину, ей придется развернуться и повернуться к нему спиной.
И это то, чего она определенно не хочет делать.
Поэтому вместо этого она задает вопрос, который вертелся у нее в голове.
— Вы работаете на моего отца?
Вот. Она наконец спросила его.
И если бы он просто ответил нет, ее паника могла бы прекратиться.
Даже если ты это сделаешь, думает она про себя. Соври мне. Пожалуйста.
Он слишком долго удерживает ее взгляд, и его молчание оглушает.
Вот оно.
Он собирается протащить ее обратно через всю страну и получить денежное вознаграждение.
Он убил не для того, чтобы защитить ее.. он сделал это только для того, чтобы она не пострадала, чтобы Роджер Тэтч выполнил свое предложение.
Ее вновь обретенная свобода, ее новая жизнь — все это ушло.
Его запах меняется, когда он наклоняет голову, обдумывая ее слова. Теперь он не такой острый, в нем чувствуется легкая нотка.
— Кто твой отец?
Эти слова приносят некоторое облегчение, но она все еще не уверена.
И ей надоело играть в эти игры.
— Если ты собираешься что-то сделать, делай это сейчас, — огрызается она. — Потому что это последний раз, когда ты будешь так близко ко мне.
Это заставляет его замолчать, и ухмылка сползает с его лица.
— Правда, — протягивает он, склоняясь над ней и упираясь ладонью в боковое стекло машины, удерживая ее взаперти. — После того, как я только что спас твою добродетель.
Его губы в опасной близости от ее губ, и у нее кружится голова. Ветер завывает ей в ухо, как будто тоже сердится на нее.