— Милая.
Голос Ноа выводит ее из оцепенения.
Он помогает ей сесть и подносит ложку к ее губам.
Ягодный йогурт. Ее любимый.
Словно прочитав ее мысли, он усмехается. — Я вытянул это из Пайпер после твоей первой Течки. Я постарался собрать как можно больше информации о том, что тебе понравится в следующий раз.
У нее защемляет сердце, когда она вспоминает о своей первой близости с ним.
До того, как он узнал, что случилось с Итаном.
До того, как предательство в его глазах превратило его душу в пепел и заменило преданность злобой.
— Не ходи туда, — быстро говорит он, обхватив ладонью ее щеку. — Я здесь. Я никогда не оставлю тебя. Ты не сделала ничего плохого.
Но она начинает паниковать, несмотря на заверения Ноа.
Альфа был безумен!
Альфа бросил нас!
— Лилит. Посмотри на меня.
Она встречается с ним взглядом, загипнотизированная глубиной зеленого и синего в них.
Он такой красивый. Что дает ему право быть таким желанным?
— Я люблю тебя, — шепчет он ей. — Ты не сможешь избавиться от меня сейчас, даже если попытаешься. Я в твоей гребаной душе.
Он издает резонирующее мурлыканье; вибрация успокаивает ее внутреннюю Омегу. Он продолжает кормить ее, шепча похвалы ей на ухо, когда она откусывает каждый кусочек. Убедившись, что она увлажнена, он снова заворачивает ее в одеяла, укладывает в гнездышко и держит до тех пор, пока не начнется следующая волна Жара.
* * *
Всю следующую неделю она просыпается каждые несколько часов, отчаянно нуждаясь в нем.
Она теряет счет тому, сколько раз он сжимается внутри нее, или как долго он остается погруженным в ее влагалище.
Все, что она знает, это то, что ей нужно от него больше.
Еще его член.
Его узел.
Его сперма.
И несмотря на все это, с Ноа, резонирующим в ее венах, она исцеляется.
Внешне и внутренне.
К концу недели ее разум становится менее затуманенным, и улыбка не покидает ее лица после того, как она просыпается.
Она никогда не чувствовала себя в большей безопасности, чем сейчас, заключенная в кокон в его объятиях, только что оттраханная.
Он брал ее всеми доступными ему способами, грубо или сладко, яростно или деликатно.
За исключением одного.
Это плохая идея, но у нее такое чувство, что она доставит удовольствие им обоим.
Она прижимается к нему своей задницей, когда они лежат на боку, его член прижимается к ее чувствительной, сморщенной дырочке.
Он рычит ей на ухо. — Не искушай меня, Омега.
— Ммм. Но что, если я этого захочу?
Он вздыхает, его руки обнимают ее за талию, крепко прижимая к себе. — Это то, чего ты хочешь? Мой узел у тебя в заднице?
Она вздрагивает от его слов, но не прекращает своих движений.
Он рычит, его грудь урчит, когда его рука опускается к ее влагалищу. — О, черт. Ты никогда не перестаешь удивлять меня.
Она хнычет.
— Сначала мы должны тебя хорошенько промокнуть. И растянуть. Как думаешь, ты справишься с этим?
— Я знаю, что смогу, — шепчет она.
— Черт. Ты сведешь меня в могилу, Лилит.
Страсть поглощает ее, когда она устраивается поверх одеял, встречая его взгляд, ожидая его команд.
— Скажи мне, что делать, — выдыхает она.
Мысль о том, что он возьмет ее в этом месте, приводит ее в неистовство. Это табу и запрещено.
Но она этого хочет.
— На четвереньки, — рявкает он. — Задницей вверх и лицом ко мне.
Она выгибает спину, приподнимая бедра, по ее влагалищу стекает жидкость.
— Ты хоть представляешь, блядь, — шипит он, хлопая себя ладонью по ягодицам, — насколько чертовски потрясающе ты выглядишь?
Она стонет и качает головой.
ШЛЕПОК!
Огонь разгорается у нее на заднице, но она откликается на прикосновение, мяукая.
— Я бы выкрасил всю твою задницу в красный цвет, если бы ты мне позволила, — рычит он. — Тогда трахнул бы тебя до тех пор, пока ты не перестанешь двигаться.
ДА.
— Еще, Альфа, пожалуйста, — скулит она. — Этого недостаточно.
Он знает, как причинить ей ровно столько боли, чтобы она балансировала на грани удовольствия и агонии.
— Я не могу поверить, что эта задница моя, — рычит он, хватая и насилуя ее ягодицы. — Насколько мне, блядь, повезло, что тебе это нравится так же сильно, как и мне?
Расположившись позади нее, его головка члена трется о ее щель, собирая ее влагу. Он дразнит ее клитор своим кончиком, пока она не начинает брыкаться, умоляя о большем.