- Так ты решилась, Ана?
- Расскажи подробно. Когда все это началось?
- После того, как он добился власти.
- Он?
- Люди не замечают зло, пока оно на расстоянии протянутой руки. Их незнание - его укрытие. Дьявол - событие в жизни каждого, и не может состояться при свете, когда маска не скрывает шрамы на лице.
- Шрамы? Откуда они у него?
- Ему приходится сражаться.
- С женщинами?
- И с ними тоже.
- У него слишком легкая война.
- Женщины бывают разные. Иногда приходится надевать намордники на непокорных.
- А язвы? Откуда у него язвы?
- Ожоги. Он родился, когда воздух не был отравлен кислотой.
- Ты и сам в маске.
- Все стражи носят маски.
- Чтобы скрывать свое презрение к хомячкам?
- Да, и к самим себе тоже.
- Расскажи о себе.
-Я дам тебе чип. Прочитаешь на досуге.
- Мы расстанемся?
- Нет. Я буду рядом. Тебе нужна охрана.
- За мной следят?
- Да.
Они остановились возле ржавых изломанных конструкций. Из груды битума торчали изъеденные коррозией корпуса и крылья бортов с выбитыми стеклами. Иллюминаторы подозрительно разглядывали округу.
- Куда мы пришли? - спросила Ана. - Странное место.
- Запомни координаты. Здесь убежище дьявола. Черный вход в логово.
- Ты шутишь? Он живет на свалке?
Страж протянул руку, толкнул густой серебряный поток пыли, и нагромождение из битума, списанных вертолетов и вагонов, как нарисованная декорация, легко расступилось.
- Заходи, - сказал страж.
- Вот это фокус! - удивилась Ана.
Ее взору открылось внутреннее убранство дворца. Блеск хрустальной капели, зеркальная гладь мрамора под ногами удивляли ничуть не меньше, чем странное пристрастие владельца к позолоте. Беломраморные изваяния викингов, монстров и сфинксов казались живыми на фоне застывших струй фонтанов и причудливой чеканки на стенах. Литой поток золота, стекая с купола, огибал хитросплетения мертвых цветов и трав.
- Холодно, - сказала она, окуная губы в облачко вздоха, не успевшее замерзнуть на лету.
- Да. Очень холодно. Время заморожено. Но грань эпох тонка и невидима. Окаменевшие изваяния способны расплавиться даже от шепота. Остерегись здесь плакать.
- Но...
- Ты способна его остановить.
- Что во мне особенного?
- Лучше спроси, что особенного в ангеле, которого еще не изваляли в грязи.
- Меня изваляют в грязи?
- В самом гнусном дерьме. И не просто изваляют. Твоя боль не сравнится ни с чем. Она обратит весь мир против демона. Поднимутся не только верхние жрецы, но и весь нижний мир с человеческой мразью. И дьявол возненавидит сам себя.
- Что толку в этой ненависти?
-Дьявола невозможно прикончить, он может убить себя только сам.
- Ты говоришь так, будто хорошо знаешь его.
- Да. Я знаю.
- Он прекрасен, не правда ли?
- Он уродлив. Тщедушен, мелочен и вонюч.
- Врешь.
- А еще он стар, плешив, скорчен радикулитом.
- Не верю.
- Он завистлив и мстителен. Мамин даун с вывалившимся языком.
- Ржу.
- Короче, мерзкий и скользкий тип.
- Похоже, ты ревнуешь?
- Похоже.
- Чего я еще не знаю о нем?
- Самая главная загадка дьявола заключена в том, что он кормится своим окружением. Мы думаем: вот он, злой гений, мал, дряхл, нарумяненный постник, бросающий куски из тарелок догам, опасаясь отравы. Но главный дьявол не он и не там.
- А где?
- Дьявол порожден идеей плебса о всесильном зле. Он его выдумка и желание. Пока хомячки хотят поклоняться ничтожеству, карлик не слетит.
- Вопрос в том, почему люди поклоняются самому слабому и трусливому?
- Жалким массам нужен лишь такой прыщ, который при случае не жалко выдавить.
- Я не смогу.
- Сможешь. Я знаю. Ты уже сделала это со мной.
- Сделала что?
- Ты изменила мою программу. Я разглядел будущее, свое и твое.
- Но как?
- Увидел твой танец.
- Где? Когда?
- Случайно. Шел по следам, проник в убежище. Вы называете его "театр". Кресла в зале были пусты. Но дивная музыка со сцены вдруг оглушила. Словно взрывом ударило по голове, по щекам что-то потекло. Думал: мозги, нет, - слезы. Казалось бы, ерунда, примитивная химическая реакция. Но она случилась первый и единственный раз за всю мою жизнь. И почему? Потому что увидел неправдоподобное хрупкое существо, из которого музыка слепила борца. Ты металась по сцене и, как острие меча, отсекала от мира нити своего страха. А заодно - и моего кошмара.
- Следил? Ты подл. Но продолжай.
- Музыка воспламенила душу. Она сожгла во мне часть встроенной программы, я вспомнил свое настоящее, различил в толпе лица людей. Я посмотрел в зеркало и ужаснулся. Сердце сжалось и отказало повиноваться. Дополз до щитка, вырвал провода и сжал два конца зубами. Но смерть отказалась от меня. Когда вернулся, различил кругом сонные рожи, глаза хомячков. Программа восстановилась. Но с тех пор я многое стал замечать. Река людей больше не казалась мутным безликим потоком. Обычно при виде стражей хомячки норовили спрятаться друг за друга, толпа расступалась, не мешая пройти. Но теперь я стал различать в толпе другое. Почувствовал кроме страха - ненависть. Увидел, как из-под нахмуренных бровей сверкали глаза, готовые меня испепелить, как сжимались кулаки, желающие расплющить мой лоб.
- Люди еще не знают, что один из пластиронов испортился в лучшую сторону.
- Испортился? Вдруг? А если не вдруг и не слегка?
- Но почему ты не живешь внутри своей программы? Что задумал твой свихнувшийся мозг?
- Толпу нужно разбудить до конца. И разбудит ее твой танец, Ана. Мы запустим его вместо трансляции очередной казни. Мы заставим человечество вспомнить прошлое, снимем блокировку с разума.
- Это невозможно.
- Я все продумал. Гигантская стая рыб подчиняется воле одного малька. Он лидер, потому что дышит глубже. Всю стаю может развернуть его испуг или прозорливость. Так и в человеческом стаде. Страсть одного заряжает экстазом толпу. Достаточно крикнуть - и дождешься эха.
- Разве не проще казнить чудовище?
- Нет. Сонные хомячки произведут из недр своих желаний полное подобие убитого тирана.
- Итак. Мы должны разбудить хомячков? Понятно. Это, разумеется, легче, чем перевоспитать дьявола. Твой план слишком прост. Но как я с этим справлюсь? Что я могу? В этом деле даже вооруженное восстание будет бессильно. И даже если поднимется весь город, его моментально санируют огнем и зарином.
- История не помнит ни единого случая, когда толпа сама смела чудовище с трона. Плебеи бессильны перед тираном. Зверя может одолеть только зверь. Кровожадного - кровожадный, подлого - подлый. На Цезаря нашелся Брут. На Сталина - Хрущев. На Аттилу - красавица Брунгильда.
- Понятно. Только приближенный дьявола сможешь нанести удар в спину.
- Тиран, как тираннозавр был когда-то мокрым птенцом, пока не вырос и не сожрал всех своих сородичей. Так он стал главным хищником на планете. То же происходит и в человеческом мире. Сначала идол становится бессменным, а потом бессмертным.