Выбрать главу

Адам отказался ее взять.

— Вы забыли, что я закован в железные цепи.

— Прикосновение железа лишает вас всех ваших способностей, даже самых малых? — Казалось, Исабель потрясена. Хуже, она его пожалела. — Большинство магов не настолько чувствительны.

— Но не я, — безо всякого выражения отозвался он. Вот уже пятнадцать бесконечных месяцев его внутренний мир был слеп, глух и нем, оставив в нем болезненное ощущение пустоты, которой, возможно, никогда не суждено заполниться.

— Мастер Ди, у вас же есть ключ от кандалов, — сказала Исабель. — Дайте его мне, и я смогу освободить Макрея.

Ди вытащил ключ.

— Сэр Адам должен поклясться не использовать свою силу во вред.

— Если вы хоть что-нибудь знаете о Защитниках, вам должно быть известно, что мы даем клятву защищать, а не разрушать. — Освободиться от цепей… Макрей жадно следил за ключом. Маг стар, отобрать у него ключ легко, но нет. Он еще не пал столь низко, чтобы набрасываться на старика.

Решив, что молчание Макрея означает согласие с условием Ди, Исабель взяла ключ и подошла к пленнику, чтобы разомкнуть кандалы. Сердце Макрея бешено колотилось от нетерпения, он протянул запястья, пытаясь подавить внезапную дрожь в руках. Исабель склонила голову к цепям, прилагая все силы, чтобы справиться с отсыревшими и проржавевшими замками, не открывавшимися больше года. Кончики ее пальцев задели его запястья, опалив натертую кожу жаром магической энергии.

Одна рука свободна. Макрею пришлось собрать всю свою волю, чтобы стоять спокойно, пока Исабель поворачивала ключ во втором замке. Какие у нее блестящие волосы цвета вороного крыла.

Наконец и другой замок поддался, и кандалы скользнули по коленям Макрея. Подняв убийственную цепь, сковывавшую больше его мозг, чем тело, он с яростью швырнул ее в холодный камин. Адам потер нывшие от боли запястья и понял, что помрачневшее сознание чувствует себя не многим лучше прежнего. Неужели пятнадцать месяцев паралича отняли у него всю силу?

Он подошел к единственному в комнате зарешеченному окну и уставился в небо. Все эти долгие месяцы заключения Макерй завидовал чайкам, свободно парившим над Темзой. Будь он оборотнем, смог бы превратиться в птицу и улететь домой в Шотландию. Однако такой способностью он не обладал, а потому оставался здесь, на земле, лишенный своей самой глубинной сути.

Призвав на помощь воспитанную долгими годами обучения самодисциплину, он представил, как через его тело проходит легкий бриз, унося с собой отравляющие душу страх и разочарование. И где-то глубоко-глубоко замерцал маленький проблеск силы, подобно светлячку, вспыхнувшему в ночи. Разрываясь между желанием удержать и желанием смаковать это ощущение, Адам бережно разжег слабую искорку, осторожно возрождая то, что так долго было заморожено.

Будто горная весенняя речушка родной Шотландии, сломавшая наконец сковывавший ее лед, сила начала неумолимо расти и заполнять его. Почти захмелев от прилива магии, Макрей выплеснул гнев на свое пленение в облачко, слегка прикрывшее в этот момент солнце. И облачко мгновенно потемнело, начало расти, пока не превратилось в огромную тучу, и над Тауэром не разразилась буря, от которой задребезжали близлежащие крыши. В зарешеченное окно ворвался косой ливень, холодный и освежающий. В Макрее забурлила пьянящая радость от вновь обретенного чувства власти над ветрами, и он громко рассмеялся.

— Неплохое применение гнева, — заметила Исабель. — Теперь вам осталось научиться точно так же ненавидеть испанский флот.

Макрей почти забыл о своих посетителях, продолжавших ждать в тишине комнаты. Освободив облако от своей власти, он повернулся к гостям. Дождь тут же начал сходить на нет. Все стихло, будто и не было пяти минут шквального ветра.

— А теперь смотрите. — Исабель еще раз протянула ему магический кристалл. Она скинула плащ, явив взору сильное чувственное тело. С момента своего заточения Макрей не видел ни одной дамы и, к своему стыду, понял, что всем нутром откликается на ее неоспоримую женственность. Исходивший от нее аромат навевал мысли о звездном свете и редких пряностях.

Он неохотно взял кристалл. Одаренный прорицатель мог видеть в любой отражающей поверхности: воде, вине, стекляшке, драгоценном камне, — но этот дымчатый обсидиан пульсировал энергией своей хозяйки, словно живое существо.

Когда Макрея только схватили, он даже мрачно порадовался, что железо блокировало и его способность предвидения, поскольку было ясно, что увидеть он может лишь свою собственную гибель. И пусть сейчас Макрей боялся, что кристалл покажет гораздо больше, чем ему хотелось бы знать, пришло время заглянуть за пределы этой камеры. Он закрыл глаза, очищая разум, чтобы правильно задать вопрос. «Что может принести испанское вторжение?» После чего стал смотреть на кристалл несфокусированным взглядом — только так на нем могли показаться желаемые изображения.