Теперь перейдём к вопросу: «зачем алхимику нужен гомункулус?» Конечно, сам по себе гомункулус изрядная редкость. Синтетический человечек, сидящий в колбе… Если запаянную ёмкость вскрыть, первая же капля воды сведёт на нет все наши старания. Гомункулус растворится в природе, включившись в естественный цикл развития и отпустив на волю многострадального грифона. Вспомним, что именно так поступил доктор Фауст с гомункулусом, которого изготовила ведьма.
Но одно дело поэма, другое — жизнь. Алхимик, потративший на работу десятки лет, разбивать запаянный алембик не станет. Дело в том, что гомункулус, произошедший впрямую от первоматерии, просто по факту своего рождения обязан знать и знает все тайны живой и мёртвой природы. Человек тоже существо материальное, но прикиньте, через сколько преобразований прошла наша сущность со времён Большого взрыва! Эволюция мёртвой природы, химическая эволюция предбиологических систем, бесконечная лестница дарвиновского отбора… О каком изначальном знании может идти речь? За миллиарды лет всё забыто. А гомункулус — вот он, новенький, ничего не забывший. Сидит, бедняжка, за стеклом, всё знает и не может не ответить своему создателю.
Конечно, ещё предстоит разработать систему условных знаков: как задавать сквозь стекло вопросы, как получать ответы, но, в целом, мастер, получивший гомункулуса, с этой минуты обладает всем комплексом естественнонаучных знаний. Вся современная наука мгновенно оказывается не нужна, адепт может двигаться дальше, к абсолютному совершенству.
На этой стадии обрываются сведения, сообщаемые старыми мастерами. Недобросовестный критик объявит: «Сколько ж можно было врать? Заврались до того, что пришлось остановиться, ведь всезнающий адепт должен как из рога изобилия рассыпать сообщения о грядущих открытиях. А их что-то не видать. Значит, и всё, о чём рассказано прежде, мракобесие и лженаука». Из всей этой филиппики соглашусь лишь с последним словом: «лженаука». Алхимия, как уже было сказано, вовсе не наука, а искусство. То, что живопись изучает законы перспективы, не делает её ни наукой вообще, ни частью стереометрии в особенности. Но это не значит, что к живописи можно относиться с высокомерным презрением. У художника иные задачи, нежели у геометра. К тому же, напомним, алхимик в своей работе ограничен моральными императивами, которых, к прискорбию, не знает наука нового времени. Для иллюстрации этого положения приведём одну из петербургских легенд конца XIX века.
Волею судеб Русь, а затем и Россия оказалась на периферии мировой культуры. С достижениями Греции и Византии мы знакомились через посредство болгар, западноевропейское мировоззрение доходило в польском пересказе, а откровения арабской мысли добирались и вовсе через третьи руки: Багдад, а затем Персию. Не мудрено, что представления русских об алхимии сводились к вракам мошенников-златоделов. Конечно, со времён Ивана III, при котором на Руси возникли первые аптеки, появилась при этих аптеках должность алхимиста. Но по сути своей, алхимист того времени был обычным провизором, готовившим лекарства, сообразно рецепту, выданному врачом (физиком, как говорили в те времена). Алхимисту не дозволялись ни малейшие отступления от формулы, предписанной физиком. Всякое рассуждение при изготовлении лекарств, считалось преступным. Вообще, такой подход правилен; вспомните анекдот недавней поры:
— Гражданин, постойте! Я вам вместо хлористого кальция выдала цианистый калий!
— И что теперь делать?
— Доплатите в кассу двадцать копеек!
Наверняка среди русских алхимистов XVI–XVII веков встречались и алхимики, но ни один из них не оставил следа в истории. Впервые об алхимии в России заговорили в эпоху Петра I, в связи с именем Вилима Брюса и его сына Якова. Было ли семейство Брюсов алхимиками, судить трудно. Легенд существует множество, данных — никаких. Среди книг, некогда принадлежавших Брюсу, нет ни одного алхимического сочинения, лаборатория была нацелена на получение и изучение взрывчатых веществ, но никак не алхимических сущностей.
Легенды также говорят о волшебствах, нехарактерных для алхимиков, за исключением омоложения старого конюха.
Куда больше похожи на истину слухи и пересуды, касающиеся знаменитой аптеки Пеля, что расположена на Васильевском острове в Петербурге. А кроме слухов есть и некоторое число фактов, не имеющих силы доказательств, но косвенно подтверждающих слухи.
Аптекари и алхимисты всегда и небезосновательно подозревались в занятиях алхимией. Иное дело, что абсолютное их большинство не получило в этой области никаких результатов. Поэтому, когда мы слышим, что кто-то «умел готовить философский камень», лучше всего на эти сплетни внимания не обращать. А вот башня во дворе аптеки Пеля вызывает определённый интерес. Прежде всего — название: «башня грифонов» и уверения, будто грифоны в башне действительно живут и охраняют от посторонних секретную алхимическую лабораторию. На вопрос, видел ли кто этих чудовищ, следует ответ, что грифоны невидимы, но многие слышали шум крыльев и рычание, подобное львиному. Для скептика услышанного достаточно, чтобы отнести все разговоры в область городских страшилок, не имеющих под собой никакой почвы. Для человека, изучавшего алхимию, это косвенное доказательство, что в аптеке Пеля действительно осуществлялось делание и, значит, возникал невещный грифон, присутствие которого могло быть обнаружено случайным экстрасенсом.