Алану доводилось слышать о таких случаях, когда бессердечные грабители, прочитав объявление о смерти человека, во время похорон взламывали дом. Но они не могли так поступить с ним, тем более когда Сара… и ребенок… когда они скончались… ведь, конечно же, не могли?
Губерт Уэнтуорт, словно внезапно обретя силу и быстроту действий, сделал шаг вперед и открыл дверь в супружескую спальню. Алан последовал за ним. Все ящики из туалетного столика Сары были выдвинуты, и их содержимое вывалено на пол. Болтались открытые дверцы гардероба, и бо́льшая часть одежды была выкинута из него.
Взгляд Алана упал на их свадебную фотографию в серебряной рамке, стоящую на подоконнике, и, когда он увидел, что воры не покусились, по крайней мере, на нее, его охватило странное чувство облегчения. Он заметил, что и радио осталось на месте, и маленький портативный телевизор, и невольно подумал: почему? Затем он зашел в маленькую ванную, примыкающую к спальне. К его удивлению, зеркальная дверца настенной аптечки была открыта, и несколько флаконов с таблетками и мазями валялись разбитыми на полу. Дверцы шкафчика под раковиной были тоже распахнуты, и содержимое разбросано по полу.
– Иисусе… что они тут хотели найти? – во внезапном приступе ярости заорал Алан. – Наркотики? Это их искали гребаные подростки? Чтобы забалдеть?
Газетчик промолчал. Он вышел из комнаты и спустился вниз. Алан последовал за ним. Они осмотрели гостиную, столовую и кухню; комнаты внизу остались нетронуты.
Губерт Уэнтуорт взял телефон и позвонил в полицию. Когда он положил трубку, Алан, перебарывая дрожь, спросил его:
– Вы думаете, что мы спугнули их? Поэтому они ничего и не взяли тут внизу?
Вместо ответа, Уэнтуорт встал, снова поднялся по лестнице и, вернувшись в ванную, задумчиво осмотрелся.
– Осторожнее, – сказал он своему зятю. – Ни к чему не притрагивайся.
– Проклятые сопляки! – Алан был готов впасть в истерику.
Губерт Уэнтуорт, похоже, был погружен в размышления.
– Мальчишки, – рассеянно произнес он. – Мальчишки… – Внезапно он опустился на колени и, прищурившись, вгляделся в рецепт, прикрепленный к флакону, пытаясь прочесть текст. Затем оглянулся на Алана. – Сара принимала какие-то лекарства?
– Что вы имеете в виду?
– Все, что угодно… вообще любые лекарства. Принимала ли она что-нибудь во время беременности? Или перед беременностью?
– Н-ну, да… да, принимала. – Алан покраснел и стал слегка заикаться. – Мы… мы пытались обзавестись ребенком т-т-три года. А что?
Газетчик помрачнел, правда еле заметно. И затем мягко сказал:
– Просто поиск на ощупь… в темноте. Я не тороплюсь делать выводы. Мы должны… мм… проверить, что было изъято. Может, и у полиции появятся какие-то идеи. Пока же… мм… слишком рано делать выводы.
18
Лондон. Пятница, 4 ноября 1994 года
Сидя за обеденным столом в лондонском доме Чарли Роули, Коннор Моллой чувствовал, что попал в совершенно иной мир.
Маленький и элегантный особняк с террасой времен короля Георга был пропитан духом прежней роскоши, Коннор знал о ней только по кино и книгам. Почти все пространство стен было занято картинами маслом; некоторые из них представляли портреты предков, на других были буколические сцены или же морские пейзажи. На ковровом покрытии лежали великолепные, выцветшие от старости ковры, и каждый предмет обстановки дышал неподдельной стариной; тут было несколько вещей, которые не мог бы создать даже самый лучший сегодняшний дизайнер, подумал Коннор, заметив в комнате один из них. Единственной возможностью обрести такое совершенство было унаследовать его.
Овальный обеденный стол красного дерева с достоинством нес на себе следы многочисленных царапин; лезвия ножей от времени истончились, а костяные ручки потрескались и покрылись пятнами; на синеватом стекле стаканов в серебряных подстаканниках появились щербинки, и в глаза бросалась разнокалиберность бокалов и высоких стаканов. Во главе стола сидел Чарли Роули в пурпурном жилете поверх полосатой рубашки, в зеленых плисовых брюках и замшевых мокасинах. Он рассказывал анекдот, с которым уже успел ознакомить Коннора и который Коннор год назад слышал в Бостоне.
– И тут он говорит: «Не могу припомнить, где же я живу!»
Раздался взрыв хохота, сопровождаемый запоздалым фырканьем по мере того, как и остальные усваивали смысл анекдота. Коннор осушил свой стакан кларета. Он чувствовал опасное головокружение и понимал, что потерял представление о количестве выпитого им алкоголя. Шампанское, шабли, а теперь еще этот «Ле Форте де Латур». Он чувствовал веселую раскованность с примесью чрезмерной уверенности в себе; роль невинного хорошего парня давалась ему легче легкого, несмотря на то что никто из этой компании не вызывал у него интереса, и меньше всего – подружка Роули Лулу, полная, с оглушительно громким голосом.