Мужчина и женщина, стоящие у изголовья гроба о чём-то перешёптываются. Мужчина выглядит решительно, женщина пытается успокоить и остановить его. Наконец, попытки её проваливаются окончательно — высокий господин, лорд Стэг Либэлл, отец усопшей, решительно направляется к поэту, под обеспокоенные взгляды и шёпоты толпы скорбящих.
— Как ты смел прийти сюда? — шипит он, нависая над де Лишем, низкорослым и тонким, как трость. Подёрнутые туманом глаза поэта смотрят без страха. В них вовсе нет чувств — только бесконечная, затянутая дымом пустота.
— На это у меня больше прав, чем у любого из вас, — произносит он отрешённо. — И скорбь моя глубже…
— Ты убил её, — Стэг поднимает руку, словно намереваясь схватить поэта за горло, но растопыренные как когти пальцы лишь сжимаются в кулак. — Ты убил мою девочку, мою Анну! Молчи! Если ты не уйдешь, я, не побоясь греха в Божьем Доме, выставлю тебя вон, а на улице мои люди превратят тебя в отбивную.
Рив де Лиш не мигая смотрит на раскрасневшегося лорда. Лицо того перекашивается от гнева и с утробным рычанием он хватает поэта за полы сюртука, потащив к выходу. Рив висит в его руках безвольно, словно тряпичная кукла. Стэг сбрасывает его с церковных ступеней, и поэт, свалившись по ним, падает в грязь. Рядом с хозяином вырастают лакеи в траурных ливреях.
— Отделайте его как следует, — голос клокочет от сдерживаемого гнева. — Только не убейте.
Богиня-Ночь касается разгорячённого лица поэта холодными пальцами цвета индиго. Он раскрывает глаза — с трудом разорвав слепившую веки кровавую плёнку. Его тело — сплошной комок боли, сознание — разбитое зеркало.
Стихи де Лиша звучат из чужих уст. Голос сухой, лязгающий, словно производится не человеческим горлом, механизмом из шестерёнок и пружин. Как он узнал? Этих стихов Рив не читал никому, он едва успел записать их, вынырнув из забытья, что дарует Янтарная смола, и тут же провалившись в него вновь.
Поэт с трудом поворачивает голову. Действие дурмана уже прошло, теперь ничто не сдерживает боли, которая сковывает тело огненными цепями. Перед ним присел на корточки мужчина, в просторном плаще и с саквояжем, отделанным хромированной сталью. Его глаза скрыты чёрными телескопическими окулярами, казалось, вживлёнными прямо в плоть.
Рив приподнимается на локте, глядя на странного человека в упор. Разбитыми и непослушными губами он шепчет:
Мрачная подворотня вокруг них, казалось, усиливает тихие слова поэта, подхватывая и умножая их жутким эхо.
— Я — Амад Вилког, — скрипит жестью голос, — и я могу помочь тебе.
— Чем? — поэт со стоном садится, не обращая никакого внимания на грязь и отбросы вокруг себя. Небо почерневшего серебра висит над головой, в узкой трещине между домами бурого кирпича. — Её не вернуть, а больше в этом мире мне…
— Кто сказал «не вернуть»? — перебивает Вилког, и в слабом отблеске света, случайно попавшим в это пространство тьмы, поэт замечает, что нижняя половина лица его скрыта платком. Цилиндр, неестественно высокий и тонкий, придаёт силуэту макабрический вид.
— Я могу вернуть её тебе, — его голос звучит как череда сухих щелчков. — Не тело, нет, но душу. Но тебе и только тебе. Ваша любовь не даёт ей уйти, и это наш шанс. Ты готов?
— Что, — сбиваясь, от удивления и внезапного страха, шепчет поэт, — что ты хочешь сказать этим?
— Мои опыты, — Вилког встаёт на ноги, — показывают, что хотя вместилищем разума человека и является мозг, в его сердечной мышце заключена некая особенная субстанция, та, что церковники в скудоумном упрощении зовут «душой». Эта субстанция столь удивительна, что и после смерти тела может некоторое время сохраняться в сердце — тем дольше, чем сильнее чувства, которые привязывают умершего к этому миру. Ваша любовь была сильна. Сильнее, чем всё, что я наблюдал ранее.
— Ты, — поэт поднимается, шатаясь, словно на палубе в шторм, — говоришь, что можешь воскресить её?
— Да, — кивает Вилког.
Рив де Лиш чувствует, как ветер касается его кожи. Словно прохладные пальцы Анны, чьи касания едва ощутимы. В едва слышном шелесте поэт угадывает её шепот. Может это эфиры янтарной смолы всё ещё играют с его разумом? Но Амад Вилког здесь, его громоздкая фигура в просторном плаще выделяется среди прочих теней, словно мерцая, пульсируя темнотой.