— Теперь я покажу вам свою величайшую драгоценность, — сказал доктор, отпер небольшой ящик и вынул оттуда маленькую шкатулку, которая имела вид гроба и была обита черным бархатом с серебряными блестками.
Господин Томазиус с любопытством протянул руку к гробику, но доктор сам открыл крышку, и аптекарь увидел на шерстяном дне шкатулки коричневатый корень в виде человека в красном камзольчике.
— Это Альраун! — вскричал пораженный господин Томазиус. — Это Альраун!
— Да, Альраун, маленький висельник, — подтвердил доктор и торопливо стал закрывать гробик.
Прерывисто дыша, аптекарь крепко схватил его за руку.
— Подождите, подождите, — просил он, — дайте мне его хорошенько рассмотреть.
Он любовался корнем, как юноша любуется предметом своей первой любви.
— Что вы хотите за этот корень? — вскричал он затем. — Я его куплю, — скажите скорее, что вы за него просите?
— Я его не продаю, — ответил доктор и закрыл ящичек.
— Продайте мне человечка! — просил господин Томазиус. — Я хорошо заплачу.
Его голос звучал мягко и умоляюще, как у ребенка, когда тот хочет добиться от матери, чтобы крышка банки с медом была снята.
— Нет, — ответил доктор, — это принесет мне несчастье. Вы не поверите, как трудно получить настоящего сильного Альрауна.
— Я знаю, знаю, — воскликнул аптекарь, — но вы бродите по всему свету, и вам нетрудно будет найти другой такой же корень.
— Нет, очень трудно, — ответил доктор, — вы знаете, что он растет только на месте казни и должен быть вырыт обязательно в ночь под Иванов день. Но это еще не все! Чтобы в маленьком висельнике появилась чудодейственная сила, надо, чтобы его нашла чистая, непорочная девушка в полночь и при глубоком молчании вокруг. Ему надлежит быть вытащенным из земли собакой, и в это время он издает звук, похожий на крик ребенка; если при этом девушка вскрикнет от страха, или собака залает, — то злые духи овладеют девушкой, и она непременно погибнет. Если же и удастся его достать с соблюдением этих условий, но девушка забудет перевязать корень накрест терновником, то все пропало, — корень потеряет всю свою силу.
Аптекарь едва слушал, что ему рассказывал доктор. Не сводя глаз с ящика, он вынул кошелек, взял оттуда дукат и протянул его доктору. Тот засмеялся.
— Один дукат! В своем ли вы уме?
— Два, — предложил аптекарь.
Доктор покачал головой.
— Три, четыре, пять!..
— Двенадцать дукатов, — произнес наконец доктор, — ни больше, ни меньше, и потому только, что вы аптекарь Томазиус. Кроме того, вы обязуетесь усиленно рекомендовать мой пластырь от мозолей и мои пилюли от желудка вашим друзьям и знакомым.
— Двенадцать дукатов — большие деньги, — задумчиво проговорил господин Томазиус, — не довольно ли половины?
— Если вы не согласны, то оставьте при себе ваши деньги, а я сохраню свой корень. Ведь я очень неохотно расстаюсь со своим Альрауном.
— Дайте его сюда, дайте! — вскричал в азарте аптекарь и вырвал гробик из рук доктора. — Я согласен, — двенадцать дукатов, и Альраун — мой.
Когда дело дошло до платежа, оказалось, что у аптекаря не было с собой требуемой суммы. Доктор не отдавал ему ящика без денег, но аптекарь ни за что на свете не хотел выпустить из рук найденную драгоценность, опасаясь, что доктор передумает.
— Вот вам четыре дуката; отпустите со мной этого парня, — он указал на Фрица Гедериха, — я вручу ему дома остальное.
Доктор согласился и на прощанье сообщил аптекарю некоторые правила употребления Альрауна. Когда наступает полнолуние, то Альрауна надо купать, иначе он будет кричать и вести себя неспокойно. Господин Томазиус терпеливо выслушал болтовню шарлатана и, наконец, в сопровождении Фрица Гедериха направился к Львиной аптеке. Не видя ничего вокруг, он нес гробик, судорожно сжав его руками.
Доктор Рапонтико рассудил правильно, когда взял себе в помощники скрывающегося студента. Фриц Гедерих, действительно, оказался драгоценной приманкой для женщин, и теперь доктору никогда не приходилось жаловаться на недостаток посетителей. Сначала бакалавру нравилась веселая бродячая жизнь, и он жил беззаботно изо дня в день, как птица в степи. Когда же эта жизнь потеряла прелесть новизны и он поближе пригляделся к своим спутникам и их поступкам, то его веселое настроение уступило место мрачному раздумью.