Вначале доктор старался казаться своему помощнику человеколюбивым и полным достоинства, но постепенно он сбрасывал маску и становился таким, каким был на самом деле. Тогда бакалавр увидел, что доктор просто обманщик, готовый на все, чтобы выманить деньги у простодушных пациентов. Но он должен был выдержать еще целый год и нести свои обязанности согласно данному слову, не слушая соблазняющего голоса, который шептал ему втайне, что обещание, данное такому негодяю, позволительно нарушить.
Когда год его службы пришел к концу, Фриц Гедерих начал подумывать, как бы найти себе какое-нибудь пристанище. Он пробовал хлопотать о месте писца, но всюду получал отказ. Одни ему говорили, что, хотя и убеждены в его способностях, однако не нуждаются в услугах писаря, другие же прямо заявляли, что не ждут ничего путного от бродячего скомороха. Решив во что бы то ни стало освободиться от доктора, бакалавр удвоил свою энергию; он просил хотя бы самого скромного места; но ему всюду отказывали или просто закрывали перед носом дверь.
Однажды он встретил случайно своего товарища по университету. Тот узнал Фрица Гедериха и рассказал ему, что после его бегства имя его было помещено на черную доску, а это означало высылку на сто лет из Цехштадта. Он сообщил еще, что господа из консистории были в душе рады бегству бакалавра, так как этим был положен конец соблазну. Когда Фриц попросил своего товарища помочь ему найти честный заработок, тот сочувственно пожал плечами и ответил то же, что отвечали другие на просьбу бакалавра. «Если же тебе мог бы помочь небольшой денежный подарок, — прибавил товарищ, — то я готов дать его, насколько мне позволяют средства». Фриц Гедерих грустно поблагодарил и пошел дальше своей дорогой.
Доктор Рапонтико отлично видел, что происходило с его помощником, и смеялся втихомолку всякий раз, когда тот возвращался к нему после тщетных поисков службы. Он знал, что привязал к себе птичку такой цепью, которая крепче железа и стали.
С каждым днем Фриц Гедерих становился удрученнее, но чем больше сходила краска здоровья с его щек, тем ценнее становился он доктору, как приманка для народа. Смертельно бледный молодой человек в черной одежде был более сильным притягательным средством, чем цветущий юноша прежнего времени. Доктор и Бальтазар Клипперлинг пускали в ход всю свою фантазию, рассказывая о происхождении своего спутника, и это еще более способствовало усилению интереса к загадочному человеку, вызывая желание познакомиться с ним поближе.
С того дня, когда доктор нашел у ручья спящего бакалавра, прошло шестнадцать месяцев, и этого времени было достаточно, чтобы из жизнерадостного, полного сил студента сделать несчастного угнетенного человека, который ненавидел и себя и весь мир.
Фриц Гедерих шел позади господина Томазиуса, который зигзагами прокладывал себе дорогу через ярмарочную толпу. Наконец, аптекарь подошел к своему дому. Ворон Яков быстро подбежал к своему господину, приветствовал его несколькими кивками головы, затем посмотрел искоса на Фрица и сказал: «Оборванец».
Аптекарь засмеялся.
— Вы не обижайтесь, — сказал он Фрицу (это было его первое обращение к спутнику), — словом оборванец он встречает каждого посетителя и даже моего родственника — самого бургомистра. Он знает только три слова: «Яков», — это его имя —…«оборванец» и —
— Эльза, — прокартавил ворон.
— Так зовут мою дочь, — пояснил аптекарь. — Ну, разве не умная птица?
Фриц Гедерих был того же мнения; он нагнулся, чтобы погладить ворона. Тот изогнулся совсем по-кошачьи и позволил Фрицу провести рукой по блестящим перьям.
— Это удивительно, — сказал аптекарь, — обыкновенно он очень скуп на любезности. Ну, а теперь оставим ворона и пойдем покончим наше дело.
Сопровождаемый бакалавром, Томазиус прошел через аптеку и поднялся в свою квартиру; Фриц скромно остановился у двери, но аптекарь попросил его войти.
В это время Эльза выскочила им навстречу и, увидев странный ящичек в руках отца, захлопала в ладоши и радостно воскликнула:
— Покажи-ка, отец, что такое ты мне принес!
— Это вовсе не игрушка для тебя, — ответил аптекарь, — но посмотреть ты можешь.
Он открыл гробик и показал ей человечка из корня.
— О, какая прелестная вещица! Ведь ты подаришь мне ее, не правда ли?
— Нет, Эльза, этого ты не получишь. Не трогай! Это большая редкость, — Альраун.
Он стал подробно объяснять дочери значение своей покупки. Эльза слушала его, но взгляд ее перешел с висельника на бакалавра, который со шляпой в руке стоял у двери.