— Нет, господин Фриц, — возразила Эльза, — я не сделаю этого. Отец взял вас к себе в помощники и вполне доверяет вам, а он знает, что делает. Мне, правда, сдается, что вы вели кощунственную игру с этими заклинаниями, но вы жестоко поплатились за свою ошибку и давно уже искупили вину.
Фриц нагнулся и поцеловал руку оправдавшей его девушки.
Эльза быстро вырвала у него свою руку и густо покраснела. Если бы кто-нибудь это видел! Она мельком взглянула на окна дома, но там не было видно ни души.
Фриц Гедерих закончил свой рассказ, и молодые люди могли бы теперь разойтись, но они продолжали сидеть под бузиновым кустом, глядя перед собой на песок.
— Теперь, — начала Эльза, — я могу объяснить себе вашу молчаливость. Видите ли, господин Фриц, вначале я почти сердилась на вас за то, что вы были немы, как рыба… И я думала, — не осуждайте меня за это! — я думала, что у вас здесь (она постучала себя пальчиком по лбу) не все в порядке. Теперь я знаю, что заставляло вас молчать, и от всего сердца прошу простить меня.
— Вам не за что просить у меня прощения, — возразил Фриц. — Несчастье сильно подействовало на меня. Я был когда-то весельчаком, любил поговорить, и меня ценили за это. Теперь, как видите, я совсем притих. Этот покой и постоянная работа в доме вашего отца мне очень приятны и полезны. Меня ничуть не тянет назад, в шумную жизнь людей; я хотел бы здесь закончить свои дни…
«Бедный мальчик», — подумала про себя Эльза и сказала:
— Вы снова будете веселым и полным жизни, — подождите только! Воспоминание о тяжелых переживаниях еще слишком живо в вас, но пройдет еще год, и вы перестанете думать о своем несчастье. У меня была однажды кипрская кошечка, такая хорошенькая! Белая, как снег, и изящная, словно принцесса! Когда она умерла, я много плакала и думала, что никогда не забуду своего горя, но прошло восемь дней, и я снова была весела, как раньше. Так будет и с вами.
Фриц Гедерих от души рассмеялся.
— Ну, вот видите, вы уже можете смеяться! Это хорошо. Знаете ли вы сказку о принцессе, которая не могла смеяться? Не знаете? Я вам когда-нибудь расскажу ее. Впрочем, что это за глупости я болтаю?
Фриц поспешил уверить Эльзу, что ученейшие речи его бывших профессоров никогда не доставляли ему столько удовольствия, как ее милая болтовня.
И Эльза продолжала говорить. Она рассказывала о своем детстве, о покойной тете Урсуле, о кипрской кошечке и магистре Ксиландере. Фриц Гедерих слушал ее болтовню внимательно, словно проповедь, смотрел в ее голубые глаза и радовался, видя ее маленькие белые зубки.
Эльза сказала, что магистр, в сущности, хороший человек, но что она его все же терпеть не может, и это ей неприятно; она рада, что встретила наконец человека, с которым можно поговорить. И господин помощник пусть, ради Бога, не думает, что она осуждает его за прошлое, — наоборот, она очень высоко его ценит, и, если бы у нее был брат, то и к нему она не могла бы испытывать большего расположения. У нее, правда, никогда не было брата, а если б был, то ей хотелось бы, чтобы он был точь-в-точь, как господин помощник, только чуточку повеселее!
Выслушав эти слова, Фриц Гедерих не счел возможным молчать и стал говорить о добродетелях и хозяйственности юнгфер Эльзы, восхваляя также ее умение готовить кушанья и рукодельничать. Он перешел затем к очарованию ее милых речей, ее шелковистых волос и голубых глаз.
Эльза сидела молча, опустив глаза. Она позволила Фрицу взять ее руку в свою — и тихонько гладить.
Над ними шелестел бузиновый куст, на них осыпались белые лепестки, и на одной из веток распевала овсянка:
Эльза чувствовала, как сильно бьется ее сердце; она хотела взглянуть на Фрица, но не решалась поднять глаза, и все же знала, что его взгляд покоится на ней.
— Эльза, — тихо сказал Фриц Гедерих.
Она вздрогнула, когда он назвал ее по имени, подняла голову, и их глаза встретились, его — карие, ее — голубые.
— О, милый, — прошептала Эльза. В это время заскрипели ворота, и в сад вошел магистр.
Они быстро отодвинулись друг от друга. Фриц поспешно нагнулся к земле и стал внимательно рассматривать цветы вероники. Эльза же с сильно бьющимся сердцем пошла навстречу магистру, насколько могла любезным тоном сказала ему: «Добрый вечер», но быстро прошла мимо и вздохнула свободно, лишь закрыв за собою дверь дома.