— Разве опыт уже закончен? — недоверчиво спросил Томазиус.
— Вполне, — ответил граф, — и все сошло очень удачно; имейте только терпение: через несколько минут вы сможете поднять крышку.
Наконец, аптекарь дрожащей рукой приподнял мраморную дощечку. На дне сосуда лежал слиток золота величиной с ореховую скорлупу.
— Возьмите и убедитесь! — сказал граф.
Да, это было золото, чистое золото, без всякой примеси, — весом в пять дукатов! Следовательно, количество драгоценного металла увеличилось в сто раз.
Аптекарь и магистр стояли молча и с благоговением смотрели на человека, совершившего чудо мультипликации. Граф поразил их своим полным равнодушием ко всему происходившему, как будто все это было для него чем-то самым будничным.
— Прямо-таки изумительно! — сказал Томазиус после долгого молчания.
— Да, это изумительно, — повторил за ним магистр.
Потом они опять замолчали. Граф собрался уходить. Аптекарь все еще держал слиток в руках.
— Позвольте мне, — обратился он к графу, — обменять это золото! Я хотел бы сохранить слиток на память.
Граф важно ответил:
— Золото, которое я добываю в таких маленьких дозах, принадлежит моему помощнику. Обратитесь к нему!
Томазиус вынул из кармана несколько золотых монет и, не считая, протянул их графскому помощнику. Тот взял их и даже не поблагодарил.
— Господин граф, — начал тогда аптекарь, — вы видите перед собой человека, который пожертвовал лучшими годами своей жизни, чтобы овладеть тайной, ключ к которой находится в ваших руках. На каких условиях вы согласились бы сообщить мне эту тайну?
Граф сделал отрицательный жест рукой и усмехнулся с видом такого превосходства, что аптекарь замолчал.
«Конечно, — думал он, — тот, кто посредством двух капель может из одного дуката сделать целых сто, имеет право на высокомерие».
Однако, он не потерял надежды и опять обратился к графу со своей просьбой; магистр его поддерживал. Но граф остался непоколебим. Он заявил, что состоит на службе у князя и посему не вправе располагать своим временем. Но, чтобы доказать на деле свое расположение к обоим почтенным господам, он готов повторить опыт мультипликации на любом количестве благородного металла. Ему самому не надо никакого вознаграждения, — пусть только они не забудут поделиться с его верным помощником.
И это было неплохо! Правда, аптекаря больше занимала мысль о тайне мультипликации, а не о самом золоте, на зато магистр был в восторге, когда узнал, что сможет в сто раз увеличить свои сбережения. Оба они с благодарностью приняли предложение графа и обещали не забыть его помощника.
— Прекрасно, — сказал граф, — дайте ему десять со ста, и он будет доволен. Идет, Бальтазар?
Тот кивнул головой.
— Заготовьте побольше золота и остерегайтесь фальшивых монет, иначе дело примет дурной оборот: тинктура не должна коснуться неблагородных металлов! И советую вам поспешить, ибо теперешнее положение звезд особенно благоприятствует успешному проведению опыта.
Аптекарь и магистр обещали исполнить в точности все указания графа, после чего, с низкими поклонами и выражениями благодарности, проводили его через сад и дом на улицу.
Каспар, сын хозяина «Золотого Гуся», был парень твердолобый, и Фриц Гедерих, его учитель, не обладая необходимым для педагога терпением, нередко пользовался предоставленным ему правом телесного наказания. Таким образом, положение Каспара после того, как его стали готовить к ученому званию, нисколько не улучшилось. Род его деятельности, правда, изменился, но количество подзатыльников и розог осталось прежним, так что ему, в сущности, было все равно, — подавать ли тарелки и стаканы в харчевне своего отца или зубрить склонение классического слова mensa.
Однако, никогда еще не приходилось ему так плохо, как сегодня. Бедный парень сидел, согнувшись, у письменного стола своего строгого учителя и с великим трудом выписывал в тетради большие косые буквы. Время от времени с кончика его носа падала на бумагу соленая капля. Иногда он робко подымал глаза, но тотчас же боязливо опускал их, потому что над его головой угрожающе парила большая линейка, которую вертел в руках господин бакалавр. Под конец бедняга не выдержал. Он отложил гусиное перо в сторону и зарыдал так горько, что возбудил жалость в своем учителе.
— Ну, чего ты хнычешь, Каспар? — спросил он.
Вместо ответа Каспар заревел еще громче и принялся утирать глаза кулаками, которые сплошь были выпачканы чернилами.