Пожилая пациентка предложила мне свой, но я отказалась и попросила санитарку дать еще кусок. Она зло посмотрела на меня и швырнула кусок хлеба на стол.
— Память у тебя отшибло, а как жрать — помнишь.
Хлеб был черствый, а масло прогорклое, «чай» с горьким, металлическим привкусом, словно его сварили в медном паровом котле.
— Надо есть, хоть через силу, — сказала моя новая приятельница. — А то ослабнете и, кто знает, в этих условиях сойдете с ума.
— Эти помои в рот не лезут. — Несмотря на уговоры, я ничего есть не стала.
После ужина нас строем привели в холодную сырую помывочную с бетонными стенами и приказали раздеться. Пациентка, что-то бормотавшая себе под нос и разговаривавшая сама с собой, стояла перед ванной с большой бесцветной тряпкой в руке.
Я отказалась раздеваться.
— Здесь очень холодно.
Старшая медсестра Грюп, о должности которой сообщал ярлычок на лацкане халата, приказала мне раздеться.
— Сначала протопите это помещение.
Она молча уставилась на меня, и я уже готова была подчиниться. Какая отвратительная ситуация.
— Раздеть ее!
Медсестры схватили меня, стащили одежду и засадили в ванну с холодной водой. Бормочущая женщина принялась тереть мне спину твердым как камень мылом, чуть не сдирая кожу.
— Моем, моем, моем, моем, — приговаривала она.
У меня застучали зубы и посинели губы, когда на голову вылили несколько ведер холодной воды. Я завизжала, а медсестра Грюп влепила мне подзатыльник.
— Заткнись, а то дам тебе такое, что еще не так заорешь.
Несмотря на то что с меня еще стекала вода, на меня надели короткую фланелевую рубашку с надписью черными крупными буквами: «Психбольница, ОБО6». Сокращение означало: «Остров Блэкуэлл, отделение 6».
Когда меня уводили, я оглянулась и увидела мисс Мейнард, несчастную больную девушку, с которой познакомилась на баркасе. Она умоляла не сажать ее в холодную ванну. Конечно, ее мольбы были тщетными. Сопротивление только еще больше озлобило медсестру Грюп.
Меня отвели в палату номер 28, где меня ждали жесткая койка и одеяло из грубой шерсти.
От мокрого тела и одежды намокли подушка и простыня. Я попыталась согреться под одеялом, но когда подтянула его до подбородка, ноги оголились.
Я лежала, дрожа от холода, и вдруг услышала какое-то движение слева от себя. На кровати в темном углу поднялась девушка. Она подошла и накрыла меня еще одним одеялом. Слабость одолела меня, и я не могла должным образом поблагодарить ее — только еле слышно пробормотала: «Спасибо».
Утром я узнала, что каждой пациентке полагалось только одно одеяло. Значит, девушка всю ночь мерзла.
Ее звали Джозефина.
Она была проституткой, но в свои семнадцать лет больше походила на беспризорницу. В одиннадцать, убежав из дому от побоев и голода, она стала заниматься тем, чем могла, — торговать собой на улице. Несмотря на невероятные страдания, пережитые ею, она не утратила чувства сострадания.
Этот падший ангел и я скоро стали близкими, как сестры.
В поведении девушки я не заметила ничего такого, что указывало бы на необходимость ее пребывания в сумасшедшем доме.
— Почему ты здесь? — в конце концов поинтересовалась я.
— Меня привезли на остров с воспалением головного мозга. Вероятно, у меня были признаки психоза, но это все ушло вместе с воспалением. Теперь я в заключении. Те, у кого нет семьи или друзей, редко уходят отсюда.
Ее сомнения, что она когда-либо выберется из этих застенков, огорчили меня, и я решила довериться ей.
— Очень скоро ты выйдешь из этого заведения вместе со мной. Я обеспечу тебя крышей над головой и помогу устроиться на работу. Тебе больше не придется идти на улицу. Обещаю, ты будешь счастлива.
Бедняжка подумала, что я не в своем уме. Мне хотелось признаться, что я журналистка, пишу репортаж, но никак нельзя, чтобы меня разоблачили.
Из разговоров с пациентками я узнала, что самая страшная тайна психиатрической больницы не то, что здесь жестоко обращаются с беззащитными женщинами, а то, что они загадочным образом исчезают. За пять предыдущих месяцев с острова исчезли четыре женщины, и персонал об этом умалчивает.
— Им до этого нет никакого дела, — сказала Джозефина. — Женщины бросаются в воду и тонут, пытаясь бежать отсюда.
Меня заинтересовало то, что все четыре были проститутками. Странное совпадение, если учесть, что жрицы любви составляли незначительную часть обитательниц сумасшедшего дома. Я попыталась осторожно выведать более подробные сведения, но никто не хотел говорить об этом — пациентки боялись, а медсестры хотели избежать скандала.