— Я никогда не разговаривала с ним и не сталкивалась лицом к лицу за исключением одного мгновения в хижине. Но не думаю, что это — доктор Дюбуа. А вы, какие у вас мысли?
— Поскольку только мой бедный больной племянник, как он утверждает, видел убийцу, — он делает паузу для большего эффекта, а я чуть заметно улыбаюсь, — и никогда раньше не встречал доктора Блюма, у меня нет определенного мнения. Я смогу делать какие-то выводы, когда узнаю про палец.
— Палец?
— Кончик правого мизинца у него отсутствует.
Как я этого не заметила! Искоса брошенный на меня взгляд Жюля говорит мне, что я должна была бы заметить. И он прав. Я принимаю к сведению, что нужно быть более наблюдательной. Я охочусь за убийцей, и всякие недосмотры недопустимы.
— Возможно, несчастный случай в детстве, — продолжает он, — или неосторожное обращение с ножом во время операции. Я попрошу своего врача направить телеграмму в отдел здравоохранения департамента Байонны с просьбой прислать нам описание внешности доктора Дюбуа и сообщить, какую он там имел репутацию.
Жюль останавливает фиакр. Когда мы разместились в нем, он говорит кучеру:
— Институт Пастера.
Я едва сдерживаю волнение:
— Вы в самом деле думаете, что мы встретимся с доктором Пастером?
— Если он на месте. Я уверен, он примет нас. Некоторое время назад мы вместе состояли в каком-то никчемном правительственном комитете — по здравоохранению, что ли.
— Но это значит — вы должны назваться своим именем.
— Конечно, Нелли; я не прячусь, просто не хочу, чтобы друзья знали, что я в городе. Но Пастер не очень общительный человек. Он слишком занят своей работой, чтобы вникать в подробности чужих дел.
— Но я просто не могу себе представить, что вот так войду и буду разговаривать с Луи Пастером.
Жюль мог напомнить мне, что я смело вошла в кафе «Прокоп» и навязала расследование убийства одному из известнейших писателей мира. Я рада, что он поглощен своими мыслями и не будет иронизировать по поводу моего ложного шага.
— Встретиться с ним не составит особого труда, — бормочет себе под нос Жюль. — Шумиха в газетах о «черной лихорадке», должно быть, заинтересовала его, если он уже не занимается этим делом, в чем я уверен. Никто в мире не знает о микробах больше, чем Пастер. Нам нужно узнать его мнение о смерти проститутки. Он химик, а не практикующий врач, но это не помешало ему глубоко вникать в вопросы медицины.
— Я знаю. Он нашел средство против бешенства.
— Бешенство — это болезнь. Он может изготовить вакцину против бешенства в своей лаборатории, но не может ввести ее пациенту. Для этого нужен врач. К сожалению, медики всячески стараются дискредитировать Пастера, и вакцина против бешенства — их самый крупный козырь.
— Как вакцина против бешенства могла стать их самым крупным козырем, если она спасла так много жизней?
— Пастер — противоположность покладистости. Он резко критикует врачей и постоянно обвиняет в том, что они не соблюдают элементарную гигиену, становясь переносчиками болезней. Он считает, что врачи должны мыть руки перед осмотром больных и стерилизовать инструменты, потому что микробы, видимые под микроскопом, вызывают болезни, которые врачи передают пациентам через руки и инструменты.
— Звучит логично, но мне кажется, что в своем большинстве люди думают, как моя мама, что все болезни — от Бога, и что с этим ничего нельзя поделать.
— К счастью, большинство врачей так уже не думают, однако многие продолжают отвергать теории Пастера. Врачи считают, что болезни возникают в результате определенных состояний организма, а не распространяются микробами. На мой взгляд, истина, как это часто бывает, когда стороны занимают диаметрально противоположные позиции, лежит где-то посередине. Но концепции Пастера постепенно получают признание. Вот один видный хирург из Вены предложил, чтобы его коллеги по профессии мыли руки перед операцией.
— Но ведь и доктор Листер в Великобритании уже не один год производит стерилизацию хирургического материала?
Жюль с удивлением смотрит на меня, и я, наклонившись вперед, встречаюсь с ним быстрым взглядом.
— Я же говорила, мсье Жюль Верн, что читаю газеты, вопреки утверждениям о недоступности таких материй для женского ума.
Он позволяет мне улыбнуться и продолжает: