У меня был свой резон приехать в Барселону, однако — об этом меня предупреждали многие — резон полностью надуманный. Я приехал поискать в Испании остатки своей еврейской родни. «Остатки» — слово неподходящее. Я знаю, что нет никаких остатков и даже никаких следов. Но как еще назвать то, что я приехал искать, я не знаю. В определенные места мы едем затем, чтобы поискать соответствия тому непроявленному, что, возможно, уже и так есть у нас внутри: внешнее помогает упорядочить внутреннее, увидеть его яснее. Без внешнего — причем даже самое произвольное внешнее иногда тоже сойдет — некоторым из нас никогда не докопаться до внутреннего.
Согласно семейным преданиям, предки мои были родом из разных мест Каталонии и Андалусии. За последние пятьсот лет я первый представитель нашей семьи, оказавшийся в Испании. Однако, как вот когда я думаю про миллиарды долларов, мне непонятно, что означает пятьсот лет применительно ко мне, к моему телу, к моей живой руке, моей маме. Пятьсот лет — что-то непредставимое.
В августе 1391 года здесь, в Барселоне, по ходу кровавого погрома истребили почти всех евреев. В том же году огромное количество евреев по всему Иберийскому полуострову начали переходить в католицизм — добровольно или принудительно. Сто лет спустя этих новообращенных — их называли conversos и постоянно подозревали в религиозном двуличии — так систематично отлавливала испанская инквизиция, что по прошествии двух примерно столетий жестоких преследований сложилась ситуация, исходя из которой можно сказать, что сегодня среди испанцев куда больше евреев по крови, чем они согласны признать, и что тотальное искоренение еврейства нигде не увенчалось таким успехом, как в Испании.
Что до евреев, отказавшихся в 1391 году креститься, их (101 год спустя, в 1492-м) изгнали из объединенного Испанского королевства король Фердинанд и королева Изабелла. Евреи, живущие в Испании сегодня, либо «вернулись» через несколько веков после выдворения их предков, либо недавно прибыли из Восточной Европы, Америки и Северной Африки. Но это насажденные евреи, импортные. Местные евреи исчезли.
Что примечательно, от жителей Барселоны довольно часто слышишь, что у них, по собственным подозрениям, были предки-выкресты. В этом признании есть налет дерзости и бравады, как будто наличие еврейской крови едва ли не отклонение, изъян в генеалогическом древе. Эти индивиды — если исказить термин Фрейда — теневые выкресты, люди, которые экстраполируют свое еврейское прошлое, которого, возможно, никогда не существовало. Если в изобретении собственного еврейского наследия есть налет шаловливого шика, то связано это, помимо прочего, еще и с тем, что возможность существования такого наследия представляется маловероятной или попросту маловажной.
Если побродить по бывшему «каль» рядом с собором (возможно, слово происходит от еврейского «кагал», община), сразу становится ясно, почему это так. Если не считать тех евреев, которые, вооружившись мишленовскими путеводителями, безнадежно отыскивают ключи, относительно которых им заранее сказали, что найти их невозможно, еврей, бродящий по «каль», выглядит представителем вида, вымершего много веков назад и внезапно залетевшего в края своих предков. Смерть мы можем себе вообразить. Вымирание непредставимо. Я ощущаю себя странником во времени, вернувшимся в прошлое, чтобы предотвратить гибель своих праотцов.
На «еврейской» экскурсии по Барселоне, которую предлагает турфирма «Урбан культурс», мы проходим по бывшему «каль-майор», большому гетто, а потом — в «каль-менор», «довесок» к гетто, расположенный неподалеку. Мне показывают, где, возможно, когда-то стояла синагога. Где могла находиться другая, поменьше. Показывают дом еврея-алхимика. Однажды в двери к нему постучался молодой человек и попросил любовный напиток. Алхимик, желая угодить, сварил испрошенное зелье, понятия не имея о том, что возлюбленная юноши, которой напиток предназначался, — его собственная дочь. История эта сильно напоминает нечто среднее между Боккаччо, Беном Джонсоном и «Любовью после полудня». Меня заверили, что потом влюбленные жили долго и счастливо.
У дома алхимика я ловлю себя на мысли, что высматриваю то, что тайно мечтает отыскать каждый еврей. Сам я неверующий, так что в этом жесте, безусловно, есть что-то от китча, но я все же нащупываю правый дверной косяк в надежде отыскать там ожидаемую выемку на месте бывшей мезузы. Я знаю, что гид моя отметила и поняла мой жест, но ей хватает такта воздержаться от комментариев. Я знаю, что она знает, что я знаю, что она знает… я вырос на таких выходках выкрестов.