То есть я здесь, на другом берегу Атлантики, а рука там, за Гибралтаром. Можно вернуться, отыскать руку и приставить ее на место?
Нет, конечно! Но не потому, что рука не подойдет. Не потому, что я научился жить без нее или приобрел новую, даже лучше. Пугает мысль, что я сегодняшний — это уже не тело за вычетом руки. Скорее наоборот. Я — рука, выполняющая работу целого тела. Тело осталось там. Уехать смогла только рука. На борт судна взошла лишь часть меня, причем не столь уж обязательная.
Я где-либо в другом месте. Таково значение слова «алиби». Оно означает «где-либо в другом месте». У некоторых людей есть идентичность. У меня — алиби. Я — тень самого себя.
Неудивительно, что в обществе друга А. я думаю про bateau mouche. Неудивительно, что иногда ужин в его доме кажется мне необязательной натяжкой, что контакт между нами остается касательным, незавершенным, неудовлетворительным. Значительная часть меня сейчас не со мной. Как же я могу быть с ним, в Новом Свете, где я и сам не с собой, ведь часть меня где-либо в другом месте?
С другим моим другом, Б., мы придаем этой истории еще один виток. Как-то вечером в пятницу прошлой весной мы шли по запруженной народом, мощенной булыжником главной улице Вильямсбурга в Бруклине, которая — это мы оба ощутили мгновенно — по ощущению очень похожа на узкую праздничную людную летнюю площадь в Эксе, или в Портофино, или в Сан-Себастьяне, и тут мой друг Б. вдруг посмотрел на меня и выпалил:
— Я знаю. Чтобы до тебя хоть как-то дошло очарование этой улицы, чтобы ты вообще на ней оказался, тебе необходимо подумать, что ты вон там.
Он прав. Без подобной транспозиции я не умею переживать настоящее. Мне нужен этот окольный путь, эти повороты, эти алиби, эти истории, идущие вразрез с фактами. Чтобы утвердиться в здесь и сейчас, мне нужны эта завеса, этот задник, этот обман.
Подруга В. — добавим еще один изысканный завой спирали.
— Чтобы действительно проникнуться этим вечером, тебе нужно находиться здесь, думать, что ты там, и воображать, что ты здесь мечтаешь оказаться там.
Сейчас поясню. В. живет в Париже. Несколько лет назад, в середине сентябрьского дня, я вдруг страшно заскучал по Парижу — можно было бы назвать это тоской по дому, будь Париж моим домом, — но это, как ведомо всем моим друзьям, не так. Я решил позвонить по телефону в Париж любезной моей В. Когда она сняла трубку, я спросил, как там в Париже. Ответ меня не удивил:
— Пасмурно. В Париже в последнее время постоянно пасмурно. И никаких изменений.
Ну я, разумеется, именно таким Париж и помнил.
— А как там в Нью-Йорке? — спросила она.
Она скучала по Нью-Йорку. Я скучал по Парижу.
Я находился не там, где находилась она, а там, где она хотела находиться; при этом там, где, как мне казалось, хотел находиться я, находилась она.
Когда несколько месяцев спустя пришло мне время ехать в Париж, я позвонил ей снова и сказал, что, хотя очень люблю Париж, путешествия мне не по душе. Кроме того, в Париже мне не расслабиться, мне бы куда больше хотелось остаться в Нью-Йорке и воображать себе дивные парижские ужины.
— Ну разумеется, — согласилась она, явно закипая. — Поскольку ты едешь в Париж, ты не хочешь в Париж. А вот если бы ты оставался в Нью-Йорке, то хотел бы оказаться в Париже. Но раз ты все-таки едешь, а не остаешься, сделай мне одно одолжение. — Голос ее щетинился от ехидства. — Когда приедешь в Париж, подумай, что ты в Нью-Йорке и хочешь в Париж, — и все будет хорошо.
С подругой Г. добавим еще завой спирали. Мы сидим на ее террасе в Бруклине и ужинаем. Ужин отличный — музыка, еда, вино, гости, разговоры. Сгущаются сумерки, я бросаю взгляд на горизонт и вижу великолепный лучезарный вид на Манхэттен сразу после заката, в середине лета. И мне приходит в голову что я столкнулся с очень странной вещью, одной из древнейших загадок, которая не дает покоя всем жителям Нью-Йорка: что лучше — жить в Бруклине и наслаждаться умопомрачительным видом на Манхэттен или находиться на этом манящем изумительном Манхэттене, глядя через пролив на Бруклин, но никогда не видя Манхэттена?
После этого я делаю то, что мы все делаем, когда стоим на высоте. Вглядываюсь и начинаю гадать: а мой дом отсюда видно? Можно я наберу свой старый номер и узнаю, кто ответит? А самого себя я вижу?