Преисполненная праведного гнева Али двинулась на него, полная решимости утопить его на месте, но тот быстро юркнул под воду вновь. Так ловко, будто на самом деле был вовсе не человеком, а неведомым ихтиандром, оказавшимся в своей родной стихии. Наученная предыдущим опытом, Али уже подготовилась к новому внезапному погружению, но вместо этого услышала всплеск за своей спиной, и, прежде чем она обернулась, сильные руки обхватили её тело. Сид притянул её, прижал спиной к себе, и ненадолго они оба так и замерли, а затем она почувствовала, как его ладони принялись неторопливо двигаться по её животу. Он медленно гладил её, словно дразня, его рука забралась ей под майку и продолжила движение уже вверх. Когда пальцы почти добрались до груди, Али ощутила, как шершавые губы коснулись её мокрой шеи, и с ужасом обнаружила, что почему-то не в силах сопротивляться, да и не очень-то и хотелось. Дыхание участилось, стало рваным, а с губ против воли сорвался короткий вздох, и в этот самый миг рядом просвистела пуля и врезалась в воду совсем рядом, только чудом никого не задев.
Новые выстрелы не заставили себя долго ждать. Али машинально вжала голову в плечи, а когда взглянула наверх, увидела, как на скале наёмники отстреливались от появившихся из ниоткуда повстанцев. И не особо успешно, оказавшись застигнутыми врасплох, к тому же явно проигрывая им числом.
Ещё одна пуля угодила в воду. Здесь внизу они оба были как на ладони. Всё тело Али в миг напряглось, и внутри проснулась злость на саму себя.
«Вот, что бывает, когда позволяешь себе расслабиться. Знаешь же, что для нас с тобой это непозволительная роскошь», — не упустил возможности высказаться голосок в голове. В реальности же прозвучал совсем другой голос:
— Долго можешь не дышать?
Али обернулась к Сиду, не совсем понимая, к чему был этот вопрос, но выяснять это не было времени. Он кивнул куда-то в сторону, и она лишь успела набрать в грудь побольше воздуха, прежде чем он нырнул под воду.
Глава 9
Все цвета слишком яркие. Свет причинял физическую боль. Электрический импульс, прошивающий мозг подобно пуле, взрывающий голову изнутри. Но всякий раз, как Сид закрывал глаза, всё заливало красным.
Каждый звук разлетался причудливым эхом, очертания предметов расплывались и пульсировали в такт ударам сердца. Всё казалось чужим, нереальным, и невозможно было различить, что являлось видением, плодом его воспалённого мозга, а что существовало на самом деле. Единственное, что выделялось вполне отчётливо и оставалось раздражающе постоянным — это голос. Её голос… Их последние разговоры и споры, которым не было конца, разрушившие тот мир, в котором они жили. Хрупкий, как тонкое стекло.
— Ты знаешь, что я сделал ради тебя! Но тебе этого всегда недостаточно! Я всегда недостаточно хорош для тебя!
— Ты позволяешь им убивать себя! Это дерьмо, которое они дают тебе, убивает тебя!
— Эй, посмотри. Посмотри на меня… Я в порядке.
Когда это произошло? В какой именно момент он потерял власть над собой? Всё это раз за разом становилось всё больше похоже на лихорадочный сон. Одна сплошная темнота, из которой не найти выхода. Но какой бы непроглядной не была эта темнота, солнце всё равно умудрялось слишком ярко светить. А вода слишком громко падать.
Лица людей походили на кошмарные маски, а потом их черты и вовсе размывались и стирались из памяти. Стирались дни и старые воспоминания. Сид был переполнен чувством ожидания. Напряжением, готовностью к тому, что вот-вот что-то взорвётся или обрушится.
Он ощущал жжение. Пламя, вспыхнувшее где-то в макушке, расползалось по затылку. Все органы чувств искрили. Образы сменяли друг друга с бешеной скоростью, и в этот миг он снова услышал голос, который звучал глубоко внутри и одновременно со всех сторон:
— Предатель! Ты предатель!
Она стояла там, посреди кровавого месива, окружённая языками пламени догорающей деревни. Она не двигалась, будто превратилась в статую, призванную вечно оставаться на одном и том же месте и указывать на него пальцем. Огонь дрожал в её ярко-зелёных глазах, и этот взгляд, полный презрения, навсегда отпечатался в его сознании. Даже сейчас, стоя перед разбитым, покрытым паутиной трещин зеркалом, с дулом пистолета, прижатым к собственному лбу, он видел эти осуждающие глаза. И в этот самый момент он разразился громким хохотом, а когда истерика прошла, взгляд опустился к таблеткам. Проглотив одну, Сид вновь взглянул на своё отражение и улыбнулся.