В деревне я родилась, даже - уродилась, потому что - спелая, круглая, в здоровом состоянии во сне из избы выходила в мороз, в проруби обнаженная с русалками и водяным купалась, а на меня со страхом со дна утопленные туристы из Маньчжурии таращили рачьи глаза.
Однажды, когда восемнадцать лет мне минуло, к колодцу пошла за водой - крутобедрая, волнительная, красавица - рыба белуга, а не девушка.
Под сарафаном - тело налитое, добротное со знаком качества.
С ног от усталости валилась, понимала с каждым днём, что не обгоню Своё счастье, а Принц на Белом коне - легенда из болота, и цена этой легенде - три копейки медью.
Задумалась о картине "Купающаяся Сусанна и старцы", представляла, как чудовищные сластолюбцы тянут из кустов свои тонкие руки к караваю тела Сусанны, и тело её выписано с мельчайшими подробностями - каждый волосок виден в срамном месте - Антон Чехов застыдился бы при виде подобной картины.
От сильных впечатлений я слезу пустила у колодца и... ведро выронила в воду, словно гуся жарила, да не дожарила.
"Солнце! Я ненавижу тебя за то, что припекаешь, а не помогаешь вытащить мне ведро - скрытный разбойник ты с похотью в очах, а не друг. - Я вскричала, крылья бы отрастила и улетела от стыда в Африку - в Африке никто ничего не стыдится: с бамбуковыми палочками на пенисах ходят, друг дружку едят - срамота, но смешная срамота.
Я возненавидела стариков на завалинках; глядят на меня старые, умиляются, качают головами, нерасторопной девицей застенчивой называют, укоряют, что ведро утопила, говорят, что прОклята я, поэтому и руки у меня не загребущие, не удержали дорогую посудину.
В ответ прокляла стариков, наклонилась в колодец, водяного зову, горы золотые ему обещаю за ведро - не отдала бы золото, обманула водяного - не грех, когда нечистую силу обманываешь, будто мертвого коня.
Вдруг, позор, прозрение - потеря чести!
Кто-то кряхтящий, ледащий - по запаху чую - задрал на мне сарафан, да и споро вошёл в меня, словно по болоту в надувных сапогах.
Прелюбодействует со мной сзади, а я зубы стиснула, вспоминаю себя в зеркале, с высокомерностью рассматривала, а теперь - не только ведро, но и девичью честь потеряла, словно тесемками подвязала на свадьбе, а тесемки лопнули.
Смирилась, бьюсь головой о сруб колодца, слушаю, как старики и старушки подбадривают насильника, советы дают, вилами на воде пишут, как нужно угодливо повернуться, чтобы плечи вразлёт журавлиные.
Когда охальник дело своё сделал - и не убоялся народа на площади, за что почёт ему и уважение, смельчаку, - я обернулась, подол стыдливо опустила и - АХ! мама, не горюй - старец Ефим Альбертович надругался над моим телом лебяжьим, пуховым, что никогда не паникует.
Ефим Альбертович - калика перехожий - недавно в нашем селе появился, песни духовные распевал, поучал, о богатырях рассказывал, лук на закуску воровал с огородов - сообразительный, крепче бетона, хотя и с седой бородой ниже пояса.
Никогда бы не подумала, что со злостью и смелостью мной овладеет у колодца, словно рыбу карася подал к столу штангиста.
Я о штангистах читала, на картинках видела, любовалась анакондовыми мускулами - красавцы мужчины.
Старец портки натянул, на меня строго смотрит из-под кустистых бровей, ответственность на меня перекладывает за содеянное - так прораб ругает рабочих за снегопад:
"Ты, Елена, слишком призывно у колодца стояла - нехорошо это, ох, как нехорошо!
Ладно, я - чистая душа, сокол, а, если бы ястреб тебя увидел, надругался бы над твоим золотым телом, на весну похожим?
Добро я совершил, благодари меня поклонами земными, умасливай, а то селевые потоки с разливами рек разметут вашу деревню по брёвнышкам, дождевая вода и талые снега с яростью адских псов за белые ноги искусают, снесут кладбища с покосившимися, как горбуны, крестами.
Забудь о сне и отдыхе, расхваливай меня, высокая, смирная, красивая девушка с фигурой олимпийской чемпионки по прыжкам в воду.
Истину я ищу, даже в тебе искал, но нет в тебе Правды, а Истины - тем более, словно осушили тебя.
Курицу вижу - сверну курице голову, суп сварю куриный - но не на потребу желудку, а для размышлений - может быть, в курином супе Истина.
В кустах сижу, лопух сорву, использую, и думаю - не в лопухе ли Истина?
По дороге бреду, под ноги смотрю, коровьи лепёшки обхожу, словно они - мещане и пианистки, ищу в коровьих розах Истину, но не нахожу.
Тебя у колодца приметил - паву белую, - не по похоти, не из глумления тобой овладел, а думал, что в тебе Истина, да просчитался, теперь - горюю, а ты виновата, узлом завяжись - не прощу, потому что обманула меня, оттого, что нет в тебе Истины.