Оправдания, жеманство твоё, уверения в хореографическом уме - пустое, оттого, что теперь и на нас подумают, что мы не сосуды греха, а - конфузливые балероны Амстердамского народного театра песни и свистопляски.
Взгляни на татуировку на моей левой, обремененной знаниями, ягодице, - барон Матхаузен повернулся ко мне тылом, приспустил белые панталоны (тысячу евро Итальянском в бутике в Милане стоят), открыл ягодицу с татуировкой - Русалка в лапах гориллы. - Горилла не гнушается рыбой русалкой, а ты поставил себя выше графини Волконской, возомнил, что ты - Король Солнце, а остальные - Принцы Луны.
Может быть, графиня Волконская Наталья Петровна - воплощение всех мечт настоящих мужчин, наша цель, грёза, а ты втоптал морально белое тело в грязь с солью.
Иди же, братоубийца, посыпь себе голову той солёной грязью и поцелуй графиню Волконскую в уста сахарные - любые.
Нет тебе оправдания, ни под землей, ни в лифте, ни в танке!"
Начали меня бить - жестоко, с пониманием, чтобы не сразу умер, а до утра мучился и испустил дух в мучениях, с дырками в теле и в голове, словно я - решето для воды.
С оттяжками колотили, с шутками-прибаутками, мстили, что я не полюбил графиню Волконскую от имени всех масонов.
"Братцы, хотя вы и не Кролики, помилосердствуйте! - возопил, разбитые губы шлёпают, как бесстыдницы в общей бане. Время тяну резиновое. - Солгал я вам, потому что единорога девственно чистого увидел.
Не по отвращению, не из брезгливости не побежал за обнаженной графиней Волконской, а окаменел, потому что не смог бы показать себя мужчиной - напился вина фиолетового крепкого, блевал, силы потерял, в глазах круги спасательные плавают - не до любовных утех мне с больной головой старого алкоголика!"
Услышали - подобрели, бьют, но не в полную силу, как бы прощают оплеухами, уже не удары, а - индульгенции раздают.
"Простите, пьян был, ничего не помню!" - лучшее оправдание для любого мужчины, венец; даже маньяка убийцу ООНовский судья простит, если убийца признается, что "Пьян был, ничего не помню, ваша честь!"
Пощадили, фору в жизни дали, а барон Матхаузен Адольф Оттович соизволили оплеухой прощальной наградить, словно гвоздь ржавый в крышку гроба лбом вбил.
Почему, кладбища всегда с хорошими людьми, а живут - плохие, которые пишут объемистые записки, воруют, клянчат, требуют, чтобы их детям предоставили автобус и гуманитарную помощь? - Белый Кролик захватил голову графини Алисы под мышку, давил локтем, хохотал, понимал, что из стального захвата нежная барышня никогда не вырвется, а дорога ей только в один конец - так девушки гимнастки идут в проститутки - в ад.
Графиня задыхалась, казалось ей, что находится в классе этики, перебирает берестяные грамоты с поучительными записками князя Владимира Красное Солнышко графу Шуйскому - большому знатоку скрытого педагогического смысла в поучающих Государственных документах; даже углядел между строк пергамента, что хан Батый просит мировую и откупается табуном молодых красавиц.
"Не попрошу пощады у красноглазого зверя - Бледнолицего Кролика, - графиня Алиса тяжело дышала, хихикала из-за отсутствия кислорода, дыхание уходило, а мозг рождал причудливые картины - графья в тронном зале, классные дамы на концерте Иегуди Менухина в Московской Филармонии - бред всяческий, который делает честь правителям и банщикам. - Даже, если бы смирила гордыню, переборола конфуз и робость, то не промолвлю ни слова, потому что сжал голосовые связки, подлец - АХИ-АХ! - дурное слово произнесла, накажу себя, непредусмотрительную, нехорошенькую, покачнувшуюся морально! На! На тебе, ножка белоснежная - держи ответ за язычок бойкий; до языка не дотянусь, словно меня подвесили за ручки над чаном с кипящей смолой! - графиня Алиса пребольно ущипнула себя за ножку; до слёз - так озорник пятнает рубашку отходами жизнедеятельности свиньи, а затем подшучивает над маменькой - бросает грязную рубашку на чистую скатерть. - Погибну я в лапах Белого Кролика, красивой змеей выгнусь на смертном одре - белая, невинная, мраморная - красиво до посинения мочек ушей!
Принц на Белом Коне, или рыцарь на Чёрной кобыле - кобылы выносливее, отомстит за меня, накормит Белого Кролика морковью пополам с нравоучениями; и Белый Кролик преобразится, превратится из злого убийцы садиста в доброго пастыря.
Закутается в нейлоновую модную шубу и тихим умиротворенным голосом прошепчет над моей могилой: "Храните, графиня Алиса, на том Свете мужество и гражданскую бриллиантовую честь!"