Вдруг пес чихнул, коротко пискнув, как маленькая игрушка. Алан едва сдержался, чтобы не рассмеяться. Но для пса это стало последней каплей. Его лапы подкосились, он уморительно плюхнулся животом на пол и, как будто этого было мало, открыл пасть. Оттуда вылилась еще одна небольшая лужица чего-то похожего на сливки.
— Они это сделали, — сказала Алиса, — они отравили его.
— Мы не знаем этого наверняка.
— Ублюдки, — выругался Бобби, — грязные вонючие маленькие ублюдки, это точно они. Отвратительные сволочные уроды.
Он поднял взгляд на родителей: в нем уже не осталось ничего от восьмилетнего невинного малыша, и Алану вдруг подумалось, что это, наверное, к лучшему.
— Эй, парень, — Алан нагнулся к собаке, — эй, приятель, как дела? Не волнуйся, все будет хорошо.
Глаза пса округлились, будто он смутился, его снова вырвало. На этот раз дело не ограничилось лужицей. Спарки выворачивало наизнанку, рвало чем-то густым, но текучим, как будто у него внутри включили кран. Неудивительно, что глаза его выпучились. В теле пса наверняка уже не оставалось места, чтобы вместить эту жидкость, как будто все его внутренние органы превратились в липкую жижу и теперь извергались на пол, налипали псу на голову, на оставшиеся на коже клочки шерсти и на открытые глаза, полные безразличия к происходящему. Содержимое собачьего тела неторопливо вытекало и вытекало, но у Спарки это не вызывало ни тени беспокойства.
Теперь «сливки» приобрели розовый оттенок. Алан подумал, что это может быть кровь, но очень скоро розовый оттенок сменился бежевым, потом стал темнеть и превратился в темно-коричневый. Это была уже не жидкость, а что-то вроде сиропа, густого и вязкого; пес, облитый с ног до головы, начал дрожать, плавая в нем. Сироп становился таким плотным, что в него легко можно было воткнуть вертикально десертную ложку. Он был чистым, без всяких примесей, и твердым, как пластмасса.
Пес вздрогнул, будто пытаясь избавиться от последних капель своего содержимого. Это все? Хорошо.
— Спарки, — позвал Бобби.
— Нам следует набраться мужества, — сказал Алан.
— Ублюдки, — выругался Бобби.
— Ну-ну.
— Да, — повторила Алиса, — ублюдки.
Алан открыл рот. Он и сам не понимал зачем. Наверное, хотел что-то сказать, но что? Успокоить всех, или произнести своеобразную эпитафию над погибшим псом, что-нибудь проникновенное, соответствующее обстоятельствам? Семья смотрела на него с надеждой.
— Что собираетесь делать? — спросил он.
— Мстить, — ответил Бобби. — Мы обязательно отомстим. Мы отравим их собаку, и их самих тоже. Мы… мы подложим им в почтовый ящик дерьмо.
— Правильно, — сказал Алан, — правильно, а еще мы можем…
Алиса посмотрела на мужа. Вернее, уставилась на него.
— Что, Алан? — проговорила она мягко, но в этом и таилась главная опасность. — Ну, скажи нам, что мы можем сделать?
Он пытался придумать ответ. Алиса ждала. Дай же ей то, чего она ждет. Она плюнула от досады и выбежала из комнаты.
Алан с Бобби некоторое время стояли и смотрели на собаку. Даже теперь его шерсть продолжала вылезать, как будто каждая волосинка была крысой, покидающий тонущий корабль. Алан подумал, что ему следовало бы закрыть псу глаза, хотя бы ради Бобби. Но он не стал. Вместо этого он, обняв сына за плечи, сказал:
— Пошли отсюда, давай оставим беднягу Спарки в покое.
Они вышли из кухни, и Алан прикрыл за собой дверь.
Алиса поджидала их в гостиной.
— Вот, — сказала она, протянув Алану небольшой целлофановый пакет, похожий на те, что обычно использовала для упаковки его обедов и школьных завтраков для Бобби. Внутри лежало что-то похожее на три колбаски, маленьких и тонких, покрытых едва заметными бугорками. Три какашки. Три Алисиных какашки. И выглядели они элегантно — как маленькие изящные дамские какашки.
— Господи! — ахнул Алан.
А Бобби улыбнулся волчьей улыбкой, обнажив зубы.
— Вот это правильно! — сказал он и вышел из комнаты. Через минуту или две Бобби вернулся, по-прежнему улыбаясь во весь рот. Его собака сдохла, но все в порядке, потому что у них теперь есть план. Гордый, как охотник, как ребенок, который доказал себе, что он мужчина, он держал в ладони свой собственный вклад, — вот, посмотрите на плоды моих трудов, — и его какашка напоминала толстую и жирную сардельку из хот-дога. Алану сразу стало понятно, что Бобби уже не маленький мальчик.