И Бобби, пожав плечами, сказал: «Ладно», а затем сравнял счет. Бобби действительно был очень милым и рассудительным ребенком. Товарищи по работе предупреждали Алана, что дети с возрастом могут начать грубить. Алан наблюдал за сыном, и хотя тому исполнилось уже восемь лет, ничего такого с ним не происходило. Бобби сказал, что их игра была лучшим, что случилось с ним за целый день, и Алану это очень понравилось. Иногда его можно было растрогать. Что его товарищи по работе могут знать? Может, Бобби всю жизнь будет таким. Именно в этот момент Алан решил, что Бобби нравится ему не потому, что он его сын, а как личность. Когда сын станет старше, они будут вместе ходить в паб, чтобы распить на двоих пинту-другую пива, и это будет намного приятней, чем с коллегами, которых он не особенно любил. А еще они с Бобби обязательно сыграют в настоящий гольф.
Впрочем, Алан ошибся. Дом был продан за неделю.
Рано утром, еще до того, как Алан ушел на работу, к дому подъехал фургон, и крепкие парни в униформе начали выгружать на лужайку перед входом коробки и мебель. Через девять часов, когда Алан вернулся с работы, они все еще были там, и Алиса наблюдала за ними из-за занавесок.
— Надеюсь, ты не целый день здесь провела? — спросил Алан.
— Конечно, нет! — ответила Алиса и снова посмотрела в окно. — Алан, — сказала она, — у них так много всего. Почему у них так много вещей? Как они втиснут все это в дом?
— Я хочу есть, — заявил Бобби как-то непривычно жалобно, и собака тоже начала скулить, выпрашивая еду.
— Все в порядке, чемпион, — успокоил сына Алан, — пойдем, посмотрим, что там у нас в холодильнике.
После ужина Алан подошел к жене, по-прежнему стоявшей у окна.
— Они скоро остановятся, — сказала Алиса. — Темнеет. Нельзя переносить вещи в темноте. Ничего же не видно.
Люди в униформе выгружали из фургона роскошный честерфилдский диван, тяжелый и массивный. Грузчики долго мучились с ним во влажной летней ночной жаре. В конце концов, они вытащили диван и поставили на лужайку рядом с тремя другими: черным, вишнево-красным и бежевым (последний был такого мрачного оттенка, что его и бежевым-то было трудно назвать). Все четыре дивана были в пластиковых чехлах, совсем новые.
— У них там все новое, — сказала Алиса. — Телевизоры, стиральные машины, акустическая система. Всё в упаковках. Как-то даже странно.
— Так я и думал, — заметил Алан. — А что наши соседи? Как они хоть выглядят?
— Я их еще не видела, — ответила Алиса, — я все время смотрю, но они здесь не показывались. Хотя, — призналась она печально, — я могла их пропустить, — и повернулась к Алану, в первый раз с тех пор, как он пришел с работы, посмотрев на него извиняющимся взглядом, словно подвела его. Потом вздрогнула, вспомнив, что отвлеклась, и снова уставилась на соседский дом сквозь щель в неплотно задернутых шторах.
— Наверное, — вдруг сказала Алиса, — мне надо туда сходить.
— Почему?
— Ну, скажем, — ответила Алиса, — отнести чашку сахара.
— Зачем?
— Так, по-соседски.
— Им наверняка не нужен сахар, — сказал Алан. — Смотри, у них целых четыре дивана и три телевизора с большими экранами.
— Я все равно отнесу им сахар, — заупрямилась Алиса, с трудом отлепилась от окна и поспешила в кухню. Алан пошел за ней. Она насыпала сахар в чашку — не самую лучшую. Ей не хотелось, чтобы соседи ее прикарманили, чашка ведь не самая удобная емкость для сахара, и она хотела получить ее обратно, но в то же время не собиралась попадать в неудобное положение. Если уж и придется пожертвовать чем-то ради добрососедских отношений, то пусть это будет чашка, которой она не так уж и дорожит. Основательно подготовившись, Алиса вышла на улицу и направилась к соседнему дому.
Алан наблюдал за ней в окно. Он очень удивился, что за то короткое время, пока она пересыпала сахар, фургон уехал; на лужайке и в саду никого не было. Стало совсем темно. Алан увидел, как Алиса постучалась в дверь, подождала, а потом постучала сильнее. Увидел, как она закусила губу и стала ее жевать: она всегда так поступала, когда не могла собраться с мыслями. Потом аккуратно поставила чашку на коврик у двери и постояла еще, как будто именно так можно было привлечь внимание соседей.
— Давай сыграем в гольф, пап.
— Разве не поздно?
— Пожалуйста, пап.
— Ну хорошо. Только недолго.
— Можно я снова буду Тайгером Вудсом?
Алиса наконец вернулась домой.
— Их не было, — сказала она.
— Я так и понял.
Она нахмурилась:
— За кого ты сегодня играешь, Алан?
— За Джека Никлауса, — ответил он.