Сегодня меня оторвут от материнской груди, бросят в ледяную реку, где не будет возможности дышать свободно, задушат во мне взлелеянные мечты и растерзают фантазии о светлом будущем…
Но все это я оставлю на потом.
Сегодня я не буду плакать.
- Джон, - тихо произнесла я. Он молча смотрел на меня, ровно боялся одним лишь звуком спугнуть. – Джон, я вернусь. Запомни это. Я обязательно вернусь. Просто, эмм, пока забудь обо мне... – хрустнув костяшками белых, как мел, пальцев, босс рассеяно кивнул, не сводя с меня немигающих, внимательных глаз с отчетливыми синяками. Мне показалось, что он подсел на нечто более опасное, чем крепкий алкоголь. Поколебавшись с пару секунд, я развернулась к двери, ощущая противный комок в горле.
- Алис… - хрипло окликнул меня Джон, и я нехотя остановилась, не поворачивая головы. – Этот человек может убить тебя, но…только, если ты сама позволишь ему это сделать. Не верь его словам.И не возвращайся больше никогда, Алисия Флай!
____________________________________________________________________
Последние слова Джона Блэка больно ужалили меня в самую черную сердцевину души и по ступеням я спустилась крайней неустойчиво, теряя равновесие и... вообще…всякое чувство времени и пространство…
Мир поплыл перед глазами, как у несчастного утопающего, окруженного стаей голодных акул. Слезы застилами мне взор. Отрывками, быстро сменяющимися кадрами из немого кино я видела себя словно со стороны…вот Белла кричит мне что-то, обнимает и целует в макушку, но я не слышу ни единого слова, только еле различаю, как выразительно и медленно шевелятся ее сухие губы…она без макияжа, бледная и заспанная, такой я никогда ее не видела…я ведь любила ее…все же любила, хоть она и отнимала мое счастье каждую неделю…но я простила тебя, дорогая, простила искренне и полностью; мне так тяжело идти, и движения даются мне с трудом, будто я в своем самом ужасном кошмаре, где тебе нужно спасаться от неведомого врага, который вот-вот тебя настигнет, а твои ноги предательски ватные и непослушные. Я шагаю дальше, к стеклянным дверям, тронутым прозрачными и чистыми каплями дождя, за которыми вижу черный отполированный мерседес, окно которого медленно опускается, но я не вижу там человека…там пусто, там никого нет… я вижу только тьму, зияющую пропасть, всепоглощающую черноту, которая меня там ожидает; вокруг бегает проворная Крис, протягивает мне розовый рюкзак со слониками…кажется, она плачет…как странно…ведь мы не были близкими подругами; высокая Клэр сует мне подмышку мятый пакет со сладостями, заботливо натягивая мне на голову черный капюшон моей же кофты, отчего мне становится еще страшнее…вокруг меня сплошная тьма…неизвестность…все эти люди, они так суетятся, словно, провожают меня в последний путь…
Путь, конечная цель которого только одна.Смерть.
Водитель учтиво открывает передо мной дверь мерседеса, и я сажусь позади, на кожаное черное сиденье и закрываю опухшие мокрые глаза.
Все-таки я плакала…
Дорога до аэропорта была утомительна, молчалива и лишена всяческих логичных умозаключений. Мне казалось, что я совсем отупела и распухла от слез; растеряла возможность радоваться и ощущать кожей хотя бы маленький лучик света. В моей жизни наступила новая полоса, а я пока еще не решила, черная она, или все-таки имеет белые, еле заметные прожилки…
Сжимая в руках розовый, совершенно не подходящий мне по стилю рюкзак, я неосознанно крепко держалась за него, как за сладкий кусочек своей прошлой райской жизни, которая больше никогда не вернется ко мне
Люди имеют странную, почти садистскую склонность возвращаться.
Возвращаться туда, где их уже давно не ждут.
Дождется ли меня Джон?
Ларс молча читал какие-то бумаги, изредка переговариваясь случайными фразами с водителем. Он предпочел вести политику игнорирования и делал вид, что меня не существует. Быть может, он хотел предоставить мне возможность уяснить собственную ничтожность и предписать мне второстепенную роль дорогой вещи, которую он купил себе в развлечение и законно имел право вести себя как угодно неуважительно.
Но я знала, что это всего лишь игра. Я сама – точно такая же. Эти приемы мне доподлинно известны – я не раз применяла их на людях. Однако меня терзало сомнение, а вдруг он тоже знает, что я знаю?
Мы ехали чертовски долго и около двух часов прождали самолет в аэропорту, который должен был приземлиться в Осло – столице страны, которую я мечтала посетить, будучи маленькой. К сожалению, обстоятельства, благодаря которым я лечу туда, сделали свое грязное дело, вызвав у меня заведомую аллергию на это холодное, наполненное викингами и рыбой, место. По крайней мере, так меня уверяли страноведческие путеводители и документальные фильмы о Скандинавии, просматриваемые мною в школе.
У меня больше не осталось иллюзий.
Я повзрослела?
В зале ожидания Ларс Кристенсен сидел напротив меня, закинув ногу на ногу, читая газету и демонстрируя идеально выглаженный серый костюм. Вдогонку от него веяло неповторимой отчужденностью и равнодушием к моей чуть дрожащей от холода персоне (уже была середина осени, а одета я была весьма посредственно). Я накинула капюшон на голову, однако, элемент одежды не желал плотно сидеть на моей пышной шевелюре, норовя сползти на плечи. Я мельком оглянулась по сторонам и на секунду подумала, а почему бы мне не бросить все и пулей кинуться к выходу? Кто меня остановит? Полиция? Разве Ларс сумеет меня догнать? Он не напоминает профессионального спортсмена. Изредка, поверх газетных листов я замечала быстрый, ледяной взгляд, странный и противоречивый, ведь, как…как… настолько теплый, светло-янтарный цвет глаз может так сильно отдавать арктическим бесстрастием ученого, который равнодушно ампутирует на живую лапы извивающимся лабораторным крысам, не взирая на их боль и предсмертную агонию, и все - ради эксперимента и желаемого результата?
Я – подопытная крыса?
Как бы то ни было, все мои представления о Норвегии сузились до одного единственного человека, который своим ледяным обликом олицетворял самую суть и душу скандинавской далекой страны.
В самолете Ларс молча взял мне рыбу, и я жадно набросилась на нее, хотя терпеть не могла никакую рыбу. Пререкание и упрямство дорого бы обошлись мне, как минимум заворотом желудка. А болезнь для меня являлась непередаваемой роскошью, которая могла изрядно подпортить планы. В животе урчали киты еще с самого утра и думать о заветном праве выбора «курица или рыба» - мне не пришлось, за что я даже была немного благодарна. Вспомнив про мятый пакет, что передала мне Клэр, я обнаружила в нем целый ворох миндальных шоколадных конфет, которые я просто обожала. За считанные минуты я опустошила полпакета, даже не подумав ни с кем делиться.
Наш самолетный ужин прошел в гробовой тишине, нарушаемой лишь притихшими голосами до странности воспитанных белокурых детей, шумом кондиционера и вежливыми норвежскими стюардессами, красивыми блондинками, но как по мне, уж слишком морщинистыми для столь молодого возраста.
Приземлились мы в столице викингов только наутро и, после того, как Ларс получил свой багаж, представлявший из себя кожаный чемоданчик на колесиках, больше напоминающий вместилище для огромной коллекции косметики востребованного визажиста (боже, откуда такие познания, Флай?!), мы оказались на воздухе, отдающем морем и чем-то очень соленым. Мне показалось, что это вполне себе неплохой курортный городок для «моржей», которые не страшатся холодной воды и умеренного климата. Маленькие милые домики, почти полное отсутствие многоэтажек – все это приятно поразило меня после суровой американской действительности, где размеры все еще имеют значение. Не ощущалось той вездесущей американской суеты и гонки за временем, будто норвежцы давно уже поняли смысл жизни и просто перестали торопиться и опаздывать.
Почему-то норвежские дамы представлялись мне красивыми высокими блондинками с пятым размером и голубыми глазами, эдакими женами доблестных викингов, но ни одну подобную «красавицу» я так и не встретила. Здесь все как-то просто, свободно, без макияжа и замысловатых причесок. Мне кажется, здешние леди и знать не знают, что такое контуринг в стиле Ким Кардашьян или техника смоки айс, однако, быть счастливыми и уверенными в себе это им ни капельки не мешает. Все те же простые синие джинсы, ветровки, порой смешные шапочки, нечесаные волосы, у многих желтого оттенка, будто они неудачно покрасились, но, в целом, впечатление о них у меня сложилось приятное.
Я бы хотела дружить с норвежкой. Ведь у меня уже была одна – Белла.