Но, впрочем, я легко могу понять ваше желание сорвать покров тайны и успокоиться, найдя под ним привычную обыденность. Алия слишком яркая, она подобна лампе в тысячу ватт, такая яркая, что от света ломит глаза. Алия любит алую помаду и глянцевый вишневый лак. Она обожает тонкий каблук, который придает стройность ногам, и колготки в сеточку. Юбка черной гладкой кожи достигает середины ее колен и плотно облегает бедра. Но вам не дает покоя мысль, что останется, если снять все это? Если подобрать распущенные локоны, смыть черные стрелки, дымчатую тушь и подрисованные крылья бровей, останется ли Алия?
Тогда задумайтесь вот над чем. Разве состарившись вы перестанете быть собой? Разве настоящесть вашу сотрет время или морщины? Нет, возразите вы, там, под морщинами, под дряблой кожей, я останусь собой, с моими мыслями, с моими идеалами, с принадлежащей только мне душой. Также и образ, независимо от того, создан ли он стилистом или самой природой, безоговорочно настоящ. Примите это, как примите и мою Алию. А чтобы вам было легче, я опишу ее характер.
Алия думает чувствами, она живет снами, но чувства ее стократ сильнее, чем у нас с вами. И сны ее - не те тусклые видения, что забываются, не дожив до пробуждения. Сны Алии легко перепутать с реальностью. Ради способности видеть такие сны от реальности не жаль отказаться насовсем. Не торопитесь судить ее прежде, чем научитесь чувствовать, как она. Такое бывает у кого-то единожды за целую жизнь, а у кого-то -- никогда. Это те самые чувства, что начисто лишают способности мыслить.
Я смотрю на него в танце поверх плеча моего партнера. Я ловлю его взгляд. Улыбка трогает его губы и мне хочется прикоснуться к ней кончиками пальцев как к самому совершенному воплощению искуса. Его улыбка принадлежит мне. Его взгляд только для меня. Я представляю, что руки, обхватившие мою талию - его руки, что бедра, соприкасающиеся с моим, его бедра. Вся во власти этого обмана, я теснее прижимаюсь к мужчине, с которым делю музыку.
Ни на одном корпоративе он не приглашал меня танцевать, но я не в обиде. Говоря словами Бернарда Шоу, я всегда хотела танцевать с ним в иной плоскости. Я знала, что рано или поздно это неизбежно случится въяве. Есть обещания, которые нельзя истолковать превратно. Есть желания, которые не могут не разрешится в реальности.
Я сижу против него за столиком в кафе. Нас разделяет пространство в размер вытянутой руки да бокал со свечой, плавающей на поверхности воды. Я протягиваю ему сложенный втрое лист бумаги. Пока он неторопливо развязывает ленту и разворачивает бумагу, я воображаю, как он станет снимать с меня одежду. Из бумаги выпадает сухой цветок анютиной глазки.
"Думайте обо мне, - молит цветок. - Думайте непрестанно".
Он принимается читать:
Пьем за встречу! Тихий вечер.
Фонарей стальные свечи
Строй сомкнули вдоль дорог.
Я слушаю его голос. Ему нет нужды пытаться произвести на меня впечатление. Я и так заворожена им окончательно и бесповоротно. Навсегда.
Я люблю его все сильнее -- с каждым словом, каждым жестом, каждым днем, проведенным рядом. Это та любовь, что срывает все двери и сносит все мосты. Рекой расплавленной лавы струится она сквозь мое сознание. Обжигая. Озаряя. Испепеляя и воскрешая вновь. Ей невозможно противиться, и мне остается только принять ее.
Наши колени под столом соприкасаются. Мои зрачки расширяются от предвкушения близости. Мучительно чувствительной делается кожа. Сохнут губы, и я облизываю их. Его ладони ложатся поверх моих. Его голос проникает в сердце и остается там, точно шум моря в раковине рапаны.
Сумрак скрадывает лица,
Снег не тает на ресницах,
Света круг, зимы граница -
Шаг через порог.
Последний бастион моей защиты падает. Я делаю этот шаг -- через человеческие отношения, через нормы морали, которые кричат, что принадлежать чужому мужчине грешно. Мои чувства к нему превыше морали. Я принадлежу ему полностью, безраздельно, так же, как и он - мне. С этой минуты. Навсегда. На меньшее я не согласна.
Пьем за счастье! В одночасье
Сердце сковывают страсти,
Как реки теченье - лед.
Придя сюда разными путями, мы выходим вместе, тесно прижавшись, шатаясь, сильнее вина опьяненные друг другом.
Мы над чувствами не властны,
Загораемся и гаснем,
То ль навеки, то ль напрасно -
Кто судьбу прочтет?
Я запрокидываю голову, открывая шею касанию его губ. Его кожа под моими ладонями. В нетерпении расстегиваю его рубашку, слыша, как со щелчком отлетают от ткани пуговицы. Руки мои дрожат от страсти. Минута - и она вырывается наружу. Я повторяю его имя как заклинание, как молитву. Мой, только мой! - клеймлю губами его тело. Он молчит, но я слышу, как лихорадочно колотится в грудную клетку его сердце. И мне кажется, будто не сердце у него внутри, а птица, что жаждет вырваться и очутиться у меня в ладонях. Знаю наверняка, потому что в моей груди заперта точно такая же птица.