Он обычный человек - такой же сильный, как все, такой же слабый, как все, но мне безразличны его слабости. В этот миг он мое божество. И я открываю для него свое тело, как храм - настежь, чтобы он ворвался и заполнил его, потому что никогда ему не забрать у меня больше, чем он дает мне.
Я теряю себя, но взамен приобретаю нечто куда более полное и совершенное. Я чувствую каждую точку, где сходятся наши тела, лазерную проекцию его кожи поверх моей. Касание рук, касание губ, нагретый дыханием воздух, тихий шепот стократ усиливаются линзой страсти. Прикосновения его столь желаны, что заставляют вздрагивать от неутоленности. Овеществленным делается даже взгляд. И я ловлю его взгляд и держу, не отпуская. Ощупью нахожу его член - такой гладкий, такой горячий! Я чувствую пульсацию крови, вижу, как темнеют его зрачки, слышу участившееся дыхание. Я вбираю его в себя - сразу, жадно, на всю глубину. Его руки на моих бедрах тяжелы и желанны, как оковы. Я хочу остаться прикованной к нему до скончания времен. Я хочу заполнить им свои сны и не просыпаться вовек.
Мы спим, переплетясь пальцами, точно выдры, чтобы нас не отняло друг у друга течение времени.
В день рождения он вручает мне букет роз. Ярко-вишневых, дерзких. Цвет их один в один повторяет цвет моих губ, цвет глянца на моих ногтях. И пусть это мой праздник, но мне тоже хочется сделать ему подарок. И я дарю ему самое дорогое, чем обладаю:
- У нас будет сын. Я назову его твоим именем.
Он долго молчит и, наконец, говорит совсем не те слова, какие я ждала:
- У меня уже есть сын. Мне не нужен ребенок.
Я отступаю назад, каблук мой цепляется за ковер, и я не падаю лишь благодаря его поддержке. Это прикосновение заставляет меня думать, будто я ослышалась. Но когда я поднимаю глаза и натыкаюсь взглядом на его окаменевшие черты, я понимаю, что услышала верно. Еще минуту назад желанные объятия давят свинцом. Я отстраняюсь. Защитным жестом накрываю живот ладонью.
- Ты сделала это, чтобы я ушел из семьи, чтобы был только с тобой. Чтобы женился на тебе. Ты ведь этого хотела, верно? Чтобы я на тебе женился? Что ты вообще себе напридумывала?
Я стою, точно под дождем из обидных злых слов и не понимаю, в чем моя вина. Слова льются за шиворот, студят кожу, натекают в туфли. Меня начинает бить дрожь. Стучат зубы от холода. Злые капли струятся по щекам. Я разворачиваюсь и бегу прочь от незаслуженных упреков.
Из дождя - в дождь. Распахиваю дверь, откуда в лицо бьет первая весенняя гроза. Я едва замечаю ее за той бурей, что неистовствует в моей душе. Я иду сквозь стихию. Струи воды стекают с волос за шиворот, студят кожу. Зубы стучат от холода. Меня колотит озноб. Мир вокруг становится размытым, я едва вижу, куда ступаю, и иду наугад. Здесь недалеко.
Ступеньки лестницы, искрошенные сотнями ног, хрустят у меня под каблуками. Десять, и двадцать, и тридцать. На сороковой я теряю им счет. Я совершаю свое восхождение. Я нащупываю на груди ключ и сжимаю его сильно - так, что он оставляет на ладони след; так, что ладонь моя теперь как замочная скважина. Ее достаточно приложить к двери, чтобы отомкнуть замок. Люк, ведущий на чердак, распахнут. В воздухе клубится пыль и растревоженные вторжением птичьи перья. Шатаясь, выбираюсь сквозь чердачное окно на крышу.
Гроза отгремела. Из-под облачной завесы поднимается полная слепящая луна. Богиня полуночных котов, луна остро пахнет мятой. Внизу, омытый дождем, лежит город. Я подхожу к краю крыши, откуда видны искры фонарей и светлые реки автомагистралей, несущие свое течение вдоль тротуаров, антенны и провода, грохочущие водостоки и почти игрушечные пожарные лестницы, окна темные и окна светлые, лужи на крышах соседних домов, в каждой из которых плывет по луне.
Капли дождя у меня на лице высушивают порывы ветра. Что-то колет ладонь. Я раскрываю ее, букет выпадает и остается рдеть на краю крыши. С ладони рубинами катятся капли крови. Я опускаюсь на колени и принимаюсь торопливо обрывать соцветия. Боль не мешает мне. Кровоточащие ладони ничто в сравнении с кровоточащим сердцем! Когда я заканчиваю, пригоршни мои полны лепестками цвета крови.