— Извините, вы член… или привлеченный?
Я отстранил ото рта бокал и повернул голову на голос.
Я и не заметил, что рядом со мной за стойкой сидит пожилой мужчина, от кучерявых волос которого почти ничего не осталось. У него был большой крючковатый нос, покрытый капельками пота, и тонкие изогнутые губы. На вид мужчине можно было дать лет пятьдесят пять — шестьдесят.
Я поставил бокал на стойку бара и с угрозой в голосе сказал:
— Не понял…
Мужчина развернул ко мне на стульчике свой тучный корпус и спросил:
— Вы член клуба или приглашенный членом клуба?
— Нет, я не член… Но и причлененным мне тоже быть не хочется. Я здесь впервые, в гостях у господина Путилина.
Крючконосый усмехнулся.
— Как-то вы странно высказываетесь. Значит, вы впервые здесь.
— Да, впервые, — подтвердил я. — И, честно говоря, ничего о нем не знаю. А вы, похоже, завсегдатай?
— Да, я здесь давно. С того времени, когда он еще назывался бизнес-клубом, и многое из того, что сейчас здесь происходит, было нелегально. Три года назад третий этаж этого заведения стали посещать свободно, не таясь.
— Что же это за загадочный третий этаж? Там что, находится школа диверсантов? — спросил я.
— Там находится публичный дом, где вы можете заказать себе шикарную девочку и погрузиться с ней в гибельную пучину сексуальных страстей на всю ночь в условиях комфорта. Мальчики сразу бегут туда, едва успев выпить рюмку водки в баре. Там же они и едят — ужинают и завтракают.
— Почему вы говорите только о мальчиках?
— Потому что люди в возрасте все реже поднимаются на третий этаж. Им вполне хватает второго. Этим людям уже не нужен фонтан страстей и бесконечное кувыркание в кровати. Всему этому они предпочитают ласковые и заботливые руки массажисток, под воздействием которых ты расслабляешься и забываешь о своих проблемах. Этим мужикам предпочтительнее лежать в теплой ванне, подставив свои пятки для массирования милой и улыбчивой женщине, вид которой скорее умиляет, чем возбуждает… Но со временем и это становится скучным, и ты все чаще и чаще просто застреваешь в ресторане за выпивкой и едой.
— Грустная картина, — отреагировал я, — я бы добавил в этот философский борщ немного оптимизма или на худой конец юмора, чтобы он сделался более-менее съедобен.
— Такова жизнь. Нет смысла ее преукрашивать. Вы знаете, мне иногда кажется, что этот клуб олицетворяет собой все этапы мужского счастья. От полноты желаний в молодости до минимума — в старости. Когда все желания — выпить хорошего пива и съесть хороший бифштекс. Один поэт написал как-то четверостишие:
— Слишком много философии и поэзии для скромного борделя, — резюмировал я его речь и подозвал бармена для того, чтобы он наполнил мне бокал. — К тому же, говоря о мужском счастье, вы забыли упомянуть семью… Ну, у кого она есть, конечно…
Мой собеседник ничуть не смутился и тут же ответил:
— Семья — это одна из сфер жизни, в которой мужчина испытывает те же радости, что и в борделе. Только не в таком чистом виде, как здесь. Он дороже за них платит, в конечном итоге получает меньше удовольствия и чаще разочаровывается.
Разговор действовал на меня не только угнетающе, но и усыпляюще. Я постепенно, упершись лицом в кулак, погружался в дрему. Крючконосый еще что-то говорил о том, что с возрастом не только исчезает желание, но и появляется необходимость философски осмыслить пройденный жизненный путь и систематизировать полученный опыт. И еще о том, как он завидует молодым, которые бегают на третий этаж, расспрашивает их об ощущениях. В какой-то момент я уже перестал контролировать себя. И случайно…
Похоже, храп в этом клубе, так же как и хождение без пиджака, не приветствовался…
Меня тут же потрясли за плечо. Я оторвался от стойки и посмотрел на трясущего. Это был один из парней, которые привезли меня сюда. Он сказал:
— Иван Алексеевич ждет вас, пойдемте.
Он помог мне спуститься с высокого кресла и поддерживал меня на всем пути, когда мы, огибая стойку бара, подошли к занавешенному портьерой входу, прошли по длинному коридору и, наконец, поднялись по лестнице на второй этаж.