========== Лето, 1971 год: приют Святого Эдмунда ==========
Суббота, 7-ое августа, 1971 год.
Он проснулся в темноте. В таком раннем августе в комнате, в которой его запирали, было слишком душно. Хотя, наверное, у него просто был жар. У него всегда поднималась температура на следующее утро. Раньше его запирали в комнате с окном, но несколько месяцев назад он умудрился разбить его, и только благодаря железной решетке ему не удалось сбежать. Он слышал, как они говорили о том, чтобы начать его связывать, когда он станет взрослее. Он старался не думать об этом.
Он помнил чувство голода. Оно было таким сильным, что превращалось в ярость. Он помнил, как он выл и хотел выбраться, наматывая круги по комнате снова и снова. Может, ему разрешат пропустить уроки сегодня, и он сможет поспать. Сейчас всё равно был разгар летних каникул, и это было просто несправедливо, что ему приходилось учиться, пока всем остальным ребятам разрешали просто валять дурака, играть в футбол или смотреть телевизор. Он сел на пол и осторожно потянулся, сконцентрировавшись на каждом болезненном уколе и хрусте в суставах. Он обнаружил свежую царапину от когтей за левым ухом и глубокий укус на правом бедре.
Он провел рукой по волосам, которые были очень коротко подстрижены, настолько коротко, что скорее напоминали щетину. Он ненавидел это, но у всех ребят в приюте была такая же ужасная стрижка. Она означала, что когда им разрешали выйти в город на выходных, все знали, что это дети из приюта Святого Эдмунда - наверное, для этого их так и подстригали. Продавцы в магазинах знали, за кем нужно особо пристально следить. Хотя, не то чтобы сами ребята делали хоть что-нибудь, чтобы опровергнуть подобные суждения. Им так часто твердили, что они отбросы общества; брошенные и ненужные - почему бы тогда и не навести немного шума?
Римус услышал шаги в конце коридора. Это была Надзирательница; он чувствовал ее запах, слышал стук ее сердца. Его восприимчивость всегда была обострена после одного из его эпизодов. Он поднялся на ноги, укутался в плед, несмотря на жару, и подошел к двери, чтобы лучше было слышно. Она была не одна, с ней был какой-то мужчина. Он пах старостью и почему-то… чем-то другим. Этот густой медный запах отдаленно напоминал Римусу его отца. Это была магия.
- Вы уверены, что это не трата Вашего времени? - спросила Надзирательница незнакомца. - Он ведь, правда, один из наших худших случаев.
- О да, - ответил старик. У него был глубокий и теплый голос, словно шоколад. - Мы абсолютно уверены. Это здесь Вы его держите, когда у него…?
- Случаются его эпизоды, - закончила Надзирательница своим резким, грубым голосом. - Для его же безопасности. Он начал кусаться со своего прошлого дня рождения.
- Понятно, - ответил мужчина, но его голос звучал больше задумчиво, чем обеспокоено. - Могу я спросить, мадам, что Вы знаете о недуге этого молодого человека?
- Всё, что мне нужно знать, - холодно ответила Надзирательница. - Он живет здесь с пяти лет. И он всегда был трудным ребенком - и не только потому что он один из ваших.
- Наших? - спокойно и безмятежно переспросил мужчина. Надзирательница понизила голос практически до шепота, но Римус всё равно слышал ее.
- Мой брат был одним из вас. Конечно, я не видела его несколько лет, но время от времени он просит меня об одолжениях. Приют Святого Эдмунда - это очень особенное место. Мы созданы для трудных случаев, - Римус услышал звон ключей. - Так, сначала я сама его осмотрю. Зачастую его приходится забинтовывать. Да и вообще я не понимаю, зачем Вы захотели увидеть его после полнолуния, если Вы уже всё знаете.
Старик не ответил, и Надзирательница подошла к комнате Римуса, звонко стуча каблуками по каменному полу. Она постучала в дверь три раза.
- Люпин? Ты не спишь?
- Нет, - ответил он, плотнее укутавшись в плед. Они забирали у него одежду, чтобы он ее не порвал.
- Нет, Надзирательница, - поправила она его через дверь.
- Нет, Надзирательница, - пробормотал Римус, пока ключ поворачивался в замке со скрипом. Дверь была сделана из обычного дерева, и он знал, что он мог с легкостью разнести ее в щепки в один из своих эпизодов, но в нее вставили серебряные пластины после инцидента с окном. От одного только запаха серебра его мутило, и голова начинала гудеть. Дверь открылась. Свет разлился по комнате, словно вода, и он дико проморгался. Когда Надзирательница вошла в комнату, он машинально сделал шаг назад.
Она была небольшой угловатой женщиной с длинным тонким носом и темными блестящими глазами. Она настороженно окинула его взглядом.
- Нужны бинты в этот раз?
Он показал ей свои раны. Они больше не кровили; он заметил, что повреждения, которые он наносил сам себе, заживали быстрее, чем любые другие порезы и царапины, хоть они и были глубокими. Его даже ни разу не зашивали. Правда, ни один шрам ни разу не исчез, и они зияли на его теле серебряными полосами. Надзирательница присела рядом с ним на колени и обработала его раны антисептиком перед тем, как замотать его в царапающиеся бинты. Когда с этим было покончено, она подала ему его одежду, и он оделся как можно быстрее прямо перед ней.
- У тебя посетитель, - наконец сказала она, когда он натягивал футболку через голову. Она была серой, как и вся их одежда.
- Кто? - спросил он, глядя ей прямо в глаза, потому что знал, что ей это не нравилось.
- Учитель. Он пришел, чтобы поговорить с тобой о школе.
- Не хочу, - ответил он. Он ненавидел школу. - Скажите, чтобы он проваливал.
Надзирательница шлепнула его по уху. Это было ожидаемо, поэтому он даже не дернулся.
- Придержи язык, - рявкнула она. - Ты будешь делать то, что тебе говорят, иначе я запру тебя здесь до конца дня. Давай, иди сюда, - она схватила его за руку и потянула вперед.
Он скривился и подумал о том, чтобы вырваться, но в этом не было смысла. Она правда могла запереть его снова, да и ему было любопытно посмотреть на незнакомца. Особенно когда запах магии усилился по мере их продвижения по темному коридору.
Ожидающий их мужчина был довольно высоким, и на нем был самый странный костюм, который Римус когда-либо видел. Он был из бархата, темно-бордового цвета со сложным золотым узором на запястьях и воротнике. Его галстук был темно-синим. Должно быть, он был действительно очень старым - его волосы были белыми как снег, и у него была невероятно длинная борода, которая доходила ему до пояса. Несмотря на странность образа этого мужчины, Римус не чувствовал себя напуганным, как это бывало с большинством взрослых людей. У него были добрые глаза, и он улыбался Римусу, глядя на него сквозь свои очки в форме полумесяцев. Затем он протянул руку.
- Мистер Люпин, - тепло сказал старик, - приятно познакомиться.
Римус зачарованно уставился на него. Никто никогда не обращался к нему с подобным уважением. Ему стало практически стыдно. Он пожал протянутую руку, чувствуя легкий удар тока от прикосновения.
- Здрасьте, - ответил он, всё ещё пялясь на мужчину.
- Я Профессор Дамблдор. Я хотел спросить, не составите ли Вы мне компанию в прогулке по владениям приюта? Погода сегодня просто чудесная.
Римус бросил взгляд на Надзирательницу, которая кивнула в ответ. Уже это стоило того, чтобы поговорить с незнакомцем в странном наряде - она никогда не выпускала его в полнолуние, даже под надзором.
Они вдвоем прошли несколько пустых коридоров. Римус был уверен, что он никогда раньше не видел Дамблдора в их приюте, но тот определенно точно прекрасно ориентировался в пространстве. Как только они наконец вышли на улицу, Римус сделал глубокий вдох, чувствуя теплый солнечный свет на своей коже. ‘Владения’, как назвал их Дамблдор, были не такими уж роскошными. Кусок желтой травы, где ребята играли в футбол, и небольшая терраса, где сквозь щели в полу росла трава.
- Как Вы себя чувствуете, мистер Люпин? - спросил старик. Римус пожал плечами. Он чувствовал себя точно так же, как и всегда на следующий день. Болезненно и беспокойно. Дамблдор никак не прокомментировал его наглость, лишь продолжил улыбаться ему, пока они шли вдоль забора.