- Что Вам нужно? - наконец спросил Римус, отпинывая с дороги камень.
- Я подозреваю, что у Вас уже есть мысли на этот счет, - ответил Дамблдор. Он протянул руку в карман и достал коричневый бумажный пакет. Римус почувствовал запах лимонного щербета, и через несколько секунд Дамблдор предложил ему угощение. Он взял конфету и положил в рот.
- У Вас есть магия, - прямо сказал он. - Как у моего отца.
- Вы помните своего отца, Римус?
Он лишь снова пожал плечами. Он не помнил его очень хорошо. Всё, что могла наскрести для него его память, это фигура высокого худого мужчины в плаще, которая нависала над ним и плакала. Он решил, что это была та ночь, когда его укусили. Уж это он точно помнил.
- У него была магия, - сказал Римус. - Он мог делать разные штуки. Мама была нормальной.
Дамблдор с добротой ему улыбнулся.
- Это то, что сказала Вам Надзирательница?
- Не всё. Что-то я уже знал. Всё равно он умер, прикончил себя.
Дамблдор выглядел слегка удивленным этим, что порадовало Римуса. Это было делом чести - иметь трагическое прошлое. Он не особо часто думал о своем отце, лишь в тех случаях, когда размышлял, убил бы тот себя, если бы Римуса не укусили. Он продолжил рассказ.
- Мама вот жива. Просто не захотела со мной жить. Поэтому я здесь, - он огляделся. Дамблдор остановился. Они дошли до самого дальнего участка и сейчас стояли у высокого заднего забора. В нем была слабая доска, о которой никто не знал. Римус мог пролезть через нее, если хотел, и выйти на главную дорогу, ведущую в город. Он никогда не уходил с какой-то определенной целью; просто шлялся туда-сюда и ждал, пока его найдет полиция и приведет обратно. Это было лучше, чем безделье.
- Вам здесь нравится? - спросил Дамблдор. Римус фыркнул.
- Конечно, блин, не нравится, - он покосился на Дамблдора, но не получил от него за ругань.
- Да, я так и думал, - заметил старик. - Мне сказали, что Вы трудный ребенок. Это правда?
- Ну уж не хуже других, - сказал Римус. - Мы все трудные дети.
- Хорошо, я понял, - Дамблдор задумчиво погладил бороду, как будто Римус сказал что-то крайне важное.
- Есть ещё конфеты? - Римус с надеждой протянул руку. Дамблдор протянул ему весь пакет, и Римус не мог поверить своему счастью. Старый дурак был полнейшей тряпкой. Он выбрал леденец на этот раз, чувствуя, как он разбивается, словно стекло между его зубами, и сладкий вкус взорвался на его языке как фейерверк.
- Вообще, я руковожу школой. Той школой, в которой учился Ваш отец.
Это сбило Римуса с толку. Он проглотил сладость и почесал голову. Дамблдор продолжил.
- Это очень особенная школа. Для волшебников, как я. И как Вы. Вы бы хотели научиться магии, Римус?
Римус резко покачал головой.
- Я слишком тупой, - твердо сказал он. - Я не поступлю.
- Я уверен, что это совсем неправда.
- Спросите ее, - Римус мотнул головой в сторону высокого серого здания, где его ждала Надзирательница. - Я даже читать не умею. Я идиот.
Дамблдор довольно долго на него смотрел.
- У Вас был не самый легкий старт в жизни, мистер Люпин, и мне очень жаль насчет этого. Я знал Вашего отца - совсем немного - и я уверен, что он бы не хотел… как бы то ни было. Я здесь, чтобы предложить Вам что-то другое. Место среди таких же, как Вы. Возможно, даже способ справиться со всей той злостью, что у Вас внутри.
Римус уставился на него. Какая разница, в каком приюте он находится? Надзирательница никогда не давала ему сладкого и не пахла магией. Дети в школе Дамблдора вряд ли были хуже, чем те, что в приюте, а даже если и хуже, то Римус в любом случае умеет за себя постоять. Но. Во всем всегда существует ‘но’.
- Но что насчет моих эпизодов? - спросил он, складывая руки на груди. - Я опасен, Вы знаете.
- Да, Римус, я знаю, - с грустью ответил Дамблдор. Очень осторожно он положил руку Римусу на плечо. - Мы посмотрим, что с этим можно сделать. Положитесь на меня.
Римус сбросил его руку и положил в рот ещё один лимонный щербет. Они в тишине вернулись к зданию, оба довольные тем, что они пришли к взаимопониманию.
========== Первый год: Хогвартс Экспресс ==========
Римус снова почесал голову, затем нос, из которого всё ещё текла кровь. Это продолжалось с прошлого вечера, когда его ударил один парень. Если честно, Римус первый его пнул. Но этому парню - Малкольму Уайту - было четырнадцать лет, и он был в два раза больше одиннадцатилетнего Римуса. Малкольм сказал какую-то шутку о том, что Римус пойдет в специальную школу для отсталых детей, и он должен был ему отомстить. Теперь он сверкал фингалом, чему он был совсем не рад. Все в новой школе подумают, что он хулиган. Хотя, с другой стороны, он и был хулиганом.
Надзирательница шлепнула его по руке, и он нахмурился в ответ. Они стояли в огромном кассовом зале на Кингс Кросс и смотрели на две платформы. На одной был номер девять, на другой номер десять. Надзирательница снова посмотрела на письмо в своей руке.
- Да господи ж ты боже мой, - пробормотала она.
- Нам нужно бежать в стену, - сказал Римус. - Я же говорил Вам.
- Не говори глупостей, - ответила та. - Я не собираюсь никуда бежать.
- Тогда я пойду. Оставьте меня здесь.
Римус только наполовину поверил Дамблдору, когда тот объяснил ему, как попасть на платформу девять и три четверти. Но затем ему начали приходить посылки, которые доставляли совы, и в которых он находил странные книги, и странную одежду, и всякие разные странности по типу пера и пергамента. Дамблдор был крайне щедр за этот последний месяц. Он подарил Римусу список вещей, которые понадобятся ему для его новой школы, и пообещал, что отправит ему как можно больше вещей, которые он сможет найти из подержанных запасов в Хогвартсе. И теперь Римус готов был поверить всему, что скажет ему этот старик.
У него никогда раньше не было столько вещей, и он был даже рад, когда Надзирательница заперла всё в своём кабинете, чтобы другие ребята не растащили его вещи. И сейчас они все были запиханы в побитый старый чемодан, который ему приходилось держать в особенной манере, чтобы тот не развалился на части.
- Я не собираюсь тебя нигде оставлять, Люпин. Просто подожди здесь, я пойду найду кого-нибудь, - Надзирательница отправилась в сторону кассы, качая своей большой задницей из стороны в сторону. Римус огляделся вокруг и облизнул губы. Это мог быть его единственный шанс.
Он рванул в сторону стены на всей скорости, крепко зажмурив глаза. Но он ни во что не врезался. Атмосфера вокруг него изменилась, и он открыл глаза и обнаружил, что он стоит на абсолютно другом перроне, окруженный людьми. Не людьми. Волшебниками.
Сам поезд был просто огромным. Роскошным и старинным. ‘Хогвартс Экспресс’. Он сжал свой чемодан обеими руками и закусил губу. На перроне было полно других детей, его возраста и постарше, но они все были здесь со своими семьями. Некоторые из них плакали, пока их обнимали и целовали беспокоящиеся мамы. Он чувствовал себя очень маленьким и одиноким, так что он решил, что будет лучше как можно скорее попасть на поезд.
Внутри поезда он не смог дотянуться до полки для багажа, поэтому он выбрал пустое купе и положил чемодан на свободное место рядом с собой. Он наблюдал за людьми на перроне из окна, прижавшись лбом к холодному стеклу. Ему было интересно, все ли они были из семей волшебников. Ему было интересно, случались ли у кого-нибудь из них такие эпизоды, как у него. Вряд ли - ни у одного из них, похоже, не было шрамов. Многие из них были в нормальной одежде, как и он (хотя, конечно, в их одежде не было так много дыр и заплаток), но некоторые были одеты в длинные темные мантии и высокие остроконечные шляпы. У многих детей были совы или коты в переносках. Он даже видел одну девочку с маленькой ящерицей на плече.
Он начал нервничать всё сильнее и сильнее, его желудок болезненно сжался при мысли, что несмотря на слова Дамблдора, что он будет среди ‘своих’, он будет так же не к месту в Хогвартсе, как и в любом другом месте.
В этот момент он осознал, что кто-то смотрит на него в ответ с перрона. Это был другой парень его возраста. Он был высокий и худой, но не такой тощий как Римус. У него были темные волосы, гораздо длиннее, чем у любого другого мальчика, и они падали ему на плечи, немного завиваясь к концам. У него были высокие скулы, большой рот и яркие синие глаза. Когда он увидел, что Римус смотрит в ответ, он выгнул одну бровь, как бы спрашивая: ‘а ты ещё на что уставился?’