– Ну, как тебе мои способности? – джин воспрянул духом, видя довольное лицо Алладина.
– Да, какое-то впечатление производит, но знаешь, честно говоря, я ожидал большего.
– Как большего? – возмутился джин. – Я выполнил твое желание, а ты недоволен, – и он загнул один палец из трех.
– Э, брось, приятель, – возмутился Алладин, – я тебя не просил выполнять какие-либо желания, у меня как было три желания, так и осталось.
Джин повертел головой, явно не в силах сходу сообразить. А затем до него дошло, что Алладин его ловко провел.
– Ах ты проказник, ах ты хитрец, ну конечно же, это было не твое желание, я сам напросился, безмозглый болван, – и джин стал колотить себя кулаком по лбу. – И откуда во мне это? Так люблю похвастаться, что сам от этого и страдаю.
– Я действительно тебя не просил, – лукаво улыбаясь, подмигнул джину Алладин, – правда ведь, Абу, мы ничего с тобой не просили?
Абу согласно закивал головой и стал ловить кончик своего хвоста.
– Алладин, рядом с тобой я временами начинаю чувствовать себя глупой овцой, – и в мгновение ока, как бы в подтверждение своим словам, джин превратился в барашка и заблеял.
Алладин хотел его погладить, но джин в мгновение ока вернул себе свой прежний облик.
– Ну, ты и хитер, ну и хитер, хитрее всех на свете! У меня еще никогда не было столь хитрого хозяина. Но ты мне нравишься, так и быть, первое желание не в счет, я сам виноват. Хотя знаешь, Алладин, если бы на твоем месте был кто-то другой...
– То что тогда? – задал вопрос Алладин.
– Я бы его перенес назад в пещеру по своей воле.
– Не притворяйся, джин, ведь ты не можешь причинить вред своему хозяину.
Джин кивнул своей огромной головой.
– Снова я начинаю хвалиться, бахвалиться прежде времени, и ты меня на этом ловишь. Обидно, обидно, чувствую себя болваном, ведь я довольно смышленый, Даже среди джинов я славлюсь своей сообразительностью. Ладно, – джин разлегся в воздухе и закинул руки за голову, – я пока немного подремлю, а ты подумай над своими желаниями и подумай хорошенько, какое желание будет первым, что ты предпочтешь сделать вначале.
Алладин действительно задумался и стал расхаживать в тени пальмы, глядя себе под ноги.
Абу принялся копировать движения хозяина. Он ходил след в след за Алладином, строил рожи, загибал пальцы, разве что не бормотал себе под нос.
Наконец Алладин остановился рядом с висящим в воздухе джином и ткнул его вбок. Рука Алладина прошла в тело джина, и тот открыл глаза.
– Послушай, джин, – тихо сказал Алладин.
– Ах, ты придумал свое желание? – обрадовался джин и сел на теплый песок.
– Пока нет, но я хочу задать вопрос тебе.
– Вот беда, – воскликнул джин, – зря только проснулся, а я видел такие прекрасные сны.
– Ладно, не заговаривай мне зубы, а то загоню тебя сейчас назад в лампу.
– Только не это, только не в лампу! Там так тесно и темно, там даже временами нечем дышать. Я готов отвечать на любые вопросы, слушать любые истории и даже рассказывать их. Я буду терпелив, спрашивай, мой господин, все, что пожелаешь, только не возвращай меня в лампу.
– Так вот, джин, – Алладин потер указательным пальцем переносицу, – ответь мне на такой вопрос.
– Да, мой господин, – с готовностью подался вперед джин.
– Представь, что перед тобой джин, способный выполнить любое желание, что бы ты заказал?
Джин опешил.
– Мой господин, никто у меня, сколько я существую, никогда не спрашивал подобной вещи, никого не интересовали мои желания.
– Раньше никто не спрашивал, а сейчас я у тебя спрашиваю.
Лоб джина сморщился.
– Я даже не хочу об этом говорить, потому что не верю, что когда-нибудь мое желание будет выполнено.
– Ну все же, джин, – ласковым голосом, заглядывая прямо в глаза, осведомился Алладин.
– Нет-нет, и не спрашивай, – засмущался джин, голубоватое лицо покрылось испариной, а на щеках выступил румянец смущения. – Ты будешь смеяться надо мной.
– Да говори же ты, не тяни, что ты хочешь?
– Понимаешь, Алладин, я могу все или почти все, но у меня нет одной вещи, маленькой и огромной одновременно. Она, вроде, ничего из себя не представляет, но имеет такую ценность, что ее даже ни с чем невозможно сравнить.
– Даже с сокровищами Али-Бабы? – изумленно воскликнул Алладин.
– Ты же был в сокровищнице Али-Бабы, почему же ты не остался там?
– Свобода для меня дороже всех сокровищ на земле, – сказал немного грустно Алладин.
– Вот видишь, для тебя свобода дороже всего на свете и для меня, всемогущего джина, нет ничего дороже свободы. Если бы ты знал, мой господин, как я ненавижу эту медную лампу, как мне надоело жить в ней!