— Мистер Пэйтон, вот…
К кровати приблизился мужчина в годах: среднего роста, в расстёгнутом пиджаке и сумкой в руках, похожей на саквояж. На объёмном животе, затянутом в тесный жилет, блеснула массивная цепь карманных часов. Из-за его спины выглянуло бледное женское лицо.
Он, не дойдя до Ольги, остановился, будто споткнувшись. Удивлённо уставившись на неё, воскликнул:
— Как?! Разве леди Хардинг ещё не упокоилась?
Ольга повела бровью: приехали. Она в теле какой-то леди и все ждут её смерти? Весело! С интересом слушала разговор.
— Господь с вами, — закрестилась сиделка.
Мужчина грузно опустился на стул у кровати и пристроил сумку на подставленный под неё стул. Подался к больной. С нескрываемым любопытством всматривался в её лицо, бубня:
— Так-так-так, как такое возможно? — нащупывая застёжку на сумке, вполголоса обратился к сиделке: — Когда я уходил от вас вечером, то был уверен, что миледи… — наткнувшись на осмысленный ироничный взгляд Ольги, он откашлялся: — М-да…
Она рассматривала его седую голову, пушистые рыжеватые бакенбарды и выбритый подбородок, крупный покрасневший нос. Вдыхала запах лекарств, въевшийся в его одежду. Её пальцы сминали шёлковую коричневую ткань пухового одеяла. Снова закрыла глаза, в этот раз прислушиваясь к себе: зачем её душа выбрала — пусть и временно — тело немощной умирающей женщины? Разве нельзя было пересидеть период восстановления организма и возврата в своё тело в более комфортных и приятных условиях?
Мистер Пэйтон коснулся пальцами её глаз и раздвинул веки.
Ольга дёрнула головой, отстраняясь. Часто заморгала, фокусируя взгляд и, заметив засохшее пятно грязи на его рукаве, возмущённо замычала:
— Вы руки не вымыли.
Да уж… Она никак не ожидала, что её будут трогать — пусть и во сне — грязными руками. Хоть тело не совсем её, но чужие прикосновения она ощущает очень реалистично.
Доктор отпрянул от неё и поднял широкие густые брови.
— Что вы сказали, миледи? — спросил он виновато. — Не разобрал.
И тут Ольга поняла, что говорит на русском языке, в то время, как вокруг звучит речь, очень похожая на английскую.
Не спуская с неё глаз, мистер Пэйтон подхватил со стула сумку и опустил её на свои колени. Щёлкнул рамочный замок. В руках мужчины появилась слуховая трубка, как у доктора Айболита. Откинув угол одеяла, он сдержанно извинился и, двумя пальцами аккуратно расправил кружева на сорочке больной. Прильнул к её груди. Замер. Затем натужно засопел и сместил «стетоскоп» под грудь Ольги, вслушиваясь в биение её сердца. Его брови то сходились, то расходились в немом изумлении, а толстые губы подрагивали, шепча:
— Неслыханно… Куда пропали ваши хрипы? — отложив трубку, он осторожно надавил ладонью на живот леди. — Так больно?
— Нет, — сказала она по-английски, не узнавая свой голос и уже ничему не удивляясь.
Отвернувшись от мужчины, поморщилась. Глядя на ширму, недоумевала, почему терпит подобное? И чему удивляется грязнуля-доктор? При чём здесь живот? О своём диагнозе она и так знает: сотрясение мозга. Очень сильное сотрясение. Потому что поленилась передвинуть стремянку, тем самым надолго обеспечив себе пребывание на больничной койке. Да ещё травма на рабочем месте. Жди неприятностей. И вместо того, чтобы во время предстоящего отпуска отдыхать и заниматься поиском работы, она будет восстанавливать подорванное здоровье.
Айболит надавил на живот сильнее:
— А так не больно?
— Чуть-чуть, — согласилась Ольга тихо, в самом деле почувствовав слабый отголосок боли.
Наконец, доктор выпрямился и тяжело вздохнул. Обернувшись к женщинам за своей спиной, спросил:
— Лорд Хардинг вернулся?
— Милорд останутся ночевать в городском доме в Лондоне, — последовал ответ женщины, которая его привела.
— А графа Малгри можно увидеть?
— Его сиятельство просили разбудить его, когда… — не договорив, сиделка вздохнула.
— Может, я чем-нибудь могу быть вам полезен? — раздалось от двери.
Ольга, мысленно повторяя: «Лорд… Милорд… Сиятельство… Лондон», стремительно повернула голову.
Высокий сутулый старик с пушистыми — как у доктора — седыми бакенбардами, непослушными трясущимися пальцами застёгивал пуговицы на тёмно-синей ливрее. Он зорко всматривался в женщину, лежащую на кровати. Она в свою очередь изучала его, так напомнившего дворецкого Бэрримора из «Собаки Баскервилей» Конан Дойля с его пресловутой «Овсянка, сэр!»