Библиотека Наг-Хаммади » 11 кодекс » Аллоген
Аллоген
Трактат Аллоген является толкованием Откровения, в котором некий Аллоген получает божественные слова и видения и записывает их для своего “сына” Месса. Не подлинная природа повторенного обращения Аллогена к Мессу вытекает из самого имени Аллоген, что означает “Странник”, “Некто из Другой Расы”, имени, которое часто в этот период истории обозначает также Сифа или представителя духовной Расы Сифиан. Таким образом, читатель уже поощряем к отождествлению себя с Мессом и к обучению у Аллогена преодолению страха и неведения, которые в начале ощущал и Аллоген. Читатель также узнаёт о том, как размышлять над каждым уровнем Сокровенного Знания, и особенно о том, как достичь полной реализации своего духовного Я внутри Я божественного.
Хотя Аллоген и представляет собой единое толкование Откровения, его всё же можно разбить на две части. Часть I (45,1 -57,23) на первый план выдвигает пять откровений женского божества Юэль (Иуиль) Аллогену. Её Откровения являются комплексными мифологическими описаниями Божественных Сил, в частности, Эона Барбело. Часть II (57,24 - 69,19) уже более философским языком описывает “восхождение Аллогена” как прогрессивное Откровение Небесных Светил. Его заключительная сцена, “Первичное Откровение Непознанного”, открывает нам трансцендентного Бога как невидимую, неизмеримую, непостижимую “Духовную Невидимую Троичную Силу”, которая является “лучшей из лучших” и существует парадоксальным образом как “Небытийное Существование”.
Различия между этими двумя частями Аллогена можно объяснить различием источников, которые были здесь использованы, или же целями писателя. Источниковедение пытается в данном случае установить, откуда исходят определённые традиции и как они были здесь развиты. Мифологию Барбело можно также встретить и в Апокрифе Иоанна (BG 8502,2; NHC II,1; III,1; IV,1), где она связана со взглядом на то, как София привнесла разделение во Вселенную.
Но Барбело-гностицизм Аллогена, также, как и Зостриана (VIII,1), и Трёх Стел Сифа (VII,5), интересуется позитивным Откровением Божественной Реальности, а не тем, как и откуда появилось зло. Часть II Аллогена также имеет некие параллели с Апокрифом Иоанна в части целого страничного описания Трансцендентного Бога в апофатических терминах. Но Аллоген, опять же, выделяется из этой традиции (также, как и Зостриан, и Три Стелы Сифа) представлением этого знания ритуалом восхождения методом, схожим с методом герметического гностицизма (Corp. Herm. I, 24 - 26; NHC, VI, 6). Очевидно, автор черпал свой Барбело-гностицизм и философский монизм из той же самой корневой традиции (в частности, Апокрифа Иоанна) и расположил в тексте оба эти подхода один за другим во имя одной цели и при помощи определённым образом связанных пассажей.
Предполагая, что читатель уже достиг освобождения от зла, автор в лице Аллогена направляет его на Небесную Тропу, восхваляя Божественное, в благодать Знания, в витальные Силы Жизни и, в конечном счёте, в то Бытие, которое есть НеБытие. Ритуалы восхождения Герметизма время от времени отсылают нас к правилам общинной жизни, и Три Стелы Сифа по разному упоминают Первую Личность при восхваления Бога на каждом уровне восхождения. Однако поучения здесь произносятся в адрес той единственной личности, которая их читает и может истолковать их как само-помощь в её индивидуальном поиске Бога.
Трактат вызвал широкий интерес, поскольку неоплатоник Порфирий писал, что Плотин атаковал неких гностиков, “которые производят откровения Зороастра, Зостриана, Никофея, Аллогена, Месса и прочих подобных” (Vit. Plot. 16). Если эта цитата действительно имеет отношение к нашей книге, названной Аллоген, и к документам, тесно связанным с нею (так, Зостриан носит подзаголовок Слова Зороастра), как считают многие, то это предполагает наличие какого-либо иного, чем принято думать, отношения гностиков к позднему платонизму.
Не только гностики тщательно заимствуют многие свои философские воззрения у платонизма, но и сами платоники и неоплатоники увеличили свои ряды за счёт представителей гностических школ как своих соперников. И хотя Плотин в собственном трактате “Против гностиков” высмеивал их дуализм, культ и жаргон, абсолютно монистические гностики Аллогена - это те, кто всего более оспаривают именно высмеянные позиции. Они наделяют атрибутами Откровения те истины, о которых Плотин говорит, что они были извлечены им у самого Платона. Они веруют, что посредством самопознания они превзойдут и небесные тела (Enn. II, 9.5-11). Но остаётся вопрос: могли ли гностики не иметь обратного влияния на неоплатонизм, а особенно могли ли эти гностические тексты быть источником некоей триады “Существование -> Жизнь -> Мысль”, которая в неоплатонизме не получала признания вплоть до Прокла в V столетии (Theol. 101-03)?