Его не переставала манить её тонкая фигура у противоположной стены колумбария. Он видел, что она дошла до самого конца ряда, развернулась обратно и через несколько шагов остановилась у одной из ниш. Из маленькой дамской сумочки, которую он даже не заметил, она достала бутылёк, вытряхнула из него на тыльную сторону кисти несколько капель какой-то жидкости и слизнула. Приложила обе ладони к стеклянной дверце ниши. Приникла лицом к стеклу словно прислушиваясь. Надолго замерла. Очень надолго. Минут на пять, десять или больше. Он совершенно потерял чувство времени и боялся посмотреть на часы, чтобы вдруг не пропустить ни одного её движения. Он не понимал что его так притягивало, влекло к ней.
Она отстранилась от стекла и зажгла свечу, которую принесла с собой, поставила её на полочку перед нишей.
Он тоже достал коробок и стал чиркать спички одну за другой. Они ломались в руках, никак не разгорались на ветру или гасли до того, как он успевал поднести прикрываемое ладонями пламя к фитилю свечки. Во время этого занятия в заднем кармане джинсов завибрировал мобильный телефон. Торопливо, чтобы усиливающиеся звонки не нарушили тишину кладбища и не привлекли её внимание, он выхватил телефон из кармана и нажал кнопку ответа. Коробок со спичками выскользнул из руки. Результатом попытки его подхватить стало то, что все спички до одной просыпались в лужу под ногами.
Звонила жена Андрея. Вернее, вдова. Вернее, бывшая жена. Кто его знает – кто она теперь ему!
– Слушаю тебя! – сказал он.
– Я не приеду, – голос в трубке звучал чересчур категорично.
– С визой проблемы? – он старался говорить приглушённо, прикрываясь ладонью.
– Нет, не с визой.
– А с чем? – спросил он и уже знал ответ.
– С тобой… С тобой проблемы. Ты не один?
– Как знаешь... Я заплатил аренду на пятьдесят лет. Время есть... Я на кладбище. С ним.
– Если ты хочешь – я приеду...
– Нет! – оборвал он разговор.
Ему не нужно было этого. Ни, тем более, когда Андрей был жив-здоров, ни сейчас. Он обернулся. Её не было там, где он видел её ещё минуту назад.
Он с досадой втоптал спичечную россыпь в лужу. Не теряя времени, вышел в аллею. Взгляд влево, взгляд вправо. Никого. Обвёл глазами всю обозримую территорию, надеясь уловить среди нагромождения могильных памятников признаки хоть какого-то движения. Бесполезно. Пробежал несколько десятков метров к воротам. Так быстро она не могла покинуть кладбище. Но, тем не менее, она бесповоротно исчезла.
Он вернулся к стене колумбария, откуда сорвался на поиск незнакомки. В тридцати шагах от него зыбкое пламя наполняло мерцающим оранжевым светом внутренность пластикового стаканчика со свечой, стоявшего перед нишей, которой она уделила столько странного внимания.
Он подошёл к нише, надеясь на некоторую подсказку насчёт того, в каком направлении предпринимать действия, чтобы состоялась новая встреча с ней.
Захоронение оказалось совсем неухоженным: стекло с въевшейся пылью, истлевшие лепестки искусственных цветов, паутина в углах, нечищенная урна. Чувствуя какую-то неловкость, он пытался разобрать гравировку на потемневшей бронзе. Вызывали недоумение годы рождения – 1961-й и смерти – 1966-й. Ребёнок родился больше полувека назад и умер в пятилетнем возрасте. Какое отношение она могла иметь к нему? Ей – от силы тридцать. Родственная связь? Такая существенная, что она посещает могилу того, кто умер лет за двадцать до её рождения? Но она ведь не привела в порядок запущенное захоронение. Всего лишь зажгла поминальную свечу. Почему-то выделила именно эту нишу среди сотни других. И так непонятно себя вела: к чему там, внутри, так долго прислушивалась, прижавшись щекой к мутному стеклу?
Он сделал несколько снимков камерой мобильного телефона. Аккуратно, стараясь не загасить чужую свечу, поднёс к её неуверенному пламени свою свечку. Подождал пока хилый огонёк переберётся с фитиля на фитиль и надёжно затеплится, питаемый лужицей расплавленного парафина. Защищая руками пламя, он отправился восвояси – к андрюхиному последнему пристанищу.
Он сделал десяток шагов и вдруг ему стало плохо. Настолько, что он был вынужден остановиться и опереться о стену. В детстве, в восьмилетнем возрасте, он однажды испытал нечто подобное. Одна девочка, постарше, чем он, окатила его со второго этажа целым ведром воды. Он уже не помнил ни её имени, ни как она выглядела, ни за что она с ним так обошлась – был ли день Ивана Купала, или она так поступала с каждым мальчишкой, которому случалось оказаться под её балконом. Тяжёлая холодная лавина едва не сбила его с ног, но он выстоял, и те ощущения почему-то навсегда отпечатались в памяти, хотя потом с ним случались вещи куда серьёзнее.