— Да, она только что вошла, — сказал он и прикрыл рукой микрофон. — Это из полиции, — прошептал он, протягивая мне трубку.
Это был не Шамир и даже не Джейми, а незнакомая полицейская, которая сухо сообщила мне, что мой дедушка находится в приемном покое больницы «А-Шарон».
— Что случилось? Что с ним?! — закричала я.
— Всё в порядке. Не волнуйтесь. Но мы просим вас приехать.
«Мы»? Что делает полицейская рядом с моим дедушкой? Но на расспросы не было времени. Меня охватила паника. Что он сказал полицейским? Что его так подкосило?
Швырнув трубку, я выбежала из кабинета прямо в объятия Сюзан.
— Звонили из больницы? Что они сказали?
— ЧП, Сюзан!
— То есть?..
— А то, что теперь ты будешь руководить кастингом, — выпалила я. — Но запомни — никаких детей и внуков! Последнее слово за мной! Мы потратим на поиски Марии хоть два года, но сделаем хороший мюзикл! Только так мы получим бюджет! Вот увидишь!
Она обняла меня.
— Подожди! — закричал мне вслед Фима. — Ты же не можешь вести машину в таком состоянии. Я вызову такси… — но я была уже на улице и неслась к машине. Тут я заметила высокую фигуру Душки, который стоял недалеко от ворот, опираясь на шикарную машину с затемненными стеклами. А рядом с ним — ни кто иной, как сам господин Топаз.
— Габи! — крикнул Душка и помахал мне. Отделившись от роскошной машины, он подошел ко мне. — Что случилось? Почему ты не на кастинге?
Я не ответила. Уселась в старый «форд» и повернула ключ. Утреннее смущение, беспокойство за дедушку, секреты между Душкой и Топазом — всего этого было слишком много. Мне хотелось только одного — уехать отсюда и добраться до больницы.
— Стой, сумасшедшая! Что с тобой? — закричал Душка и встал перед «фордом», преграждая мне путь.
Я открыла окно:
— Уйди с дороги!
— Нет! Что случилось?
— Не твое дело! Как поживает твой новый друг?
— Хорошо, а что?
— Ничего!
Он и не подумал отойти в сторону. Он меня знает…
— Что стряслось, Габриэльчик?
— Дедушка… Его забрали в больницу.
Вкрадчивая улыбка мигом слетела с его губ. Он открыл дверцу машины и подтолкнул меня на пассажирское сидение.
— Подвинься, я поведу, — он сказал это таким заботливым голосом, что у меня внутри будто лопнуло что-то.
— Эй, да ты плачешь?! — Душка был поражен. Ловко маневрируя, он выехал с тесной стоянки.
— Нет.
— Не плачь. Твой дедушка не из тех, кто с легкостью расстанется с этим миром. Не надо, милая, прекрати…
Я уже много лет не плакала. Слезы, плач, жалость к себе — всё это для меня давно закончилось. Папа не разрешал мне плакать. Он говорил, что мы должны беречь запас слез, ибо кто знает, что еще нас ждет… В общем, когда она уехала, а мы остались, твердо решив не плакать, папа привязался к виски… Он прятал бутылки в пустующей спальне. Каждый вечер он пил, глядя куда-то вдаль, слушал измученного Малера и всё ждал, что она войдет в калитку, принеся с собой аромат жасмина, которым она любила душиться…
Слезы были роскошью. Только бабушке Йоне разрешалось плакать. Она обнимала меня, прижимала к своей огромной груди и заливала мне лицо соленой жидкостью. «Бедная девочка», — всхлипывала она…
— Ты в порядке? — Душка тронул меня за плечо и тут же отдернул руку.
Пожалуйста, не убирай руку, прикоснись ко мне, погладь, утешь меня, а я разнежусь под твоей теплой рукой на соседнем сиденье, и, может быть, расскажу тебе, как ты мне нужен.
— Я в полном порядке. О чем вы разговаривали с Топазом?
— О тебе. Только о тебе. Скажи, ты действительно собиралась меня переехать?
— Да! А о деле Топаза?
— Да ну, ерунда! Он уверен, что у вас есть ценные картины, и хочет узнать, как попасть к твоему дедушке.
— Поэтому ты и согласился на него работать?
Он не ответил.
— Кто тебе сообщил о дедушке?
— Полицейская какая-то…
— С какой стати — полицейская? Что он натворил? Обжулил Газету в канасту?
— Понятия не имею, — соврала я. Я же еще не успела ему рассказать о событиях прошлой ночи на дедушкином дворе.
10
Душка высадил меня у приемного покоя и скрылся в глубине стоянки.
— Кого вы ищете? — спросила медсестра, которая как раз закончила перепалку с гулливероподобным типом, грозившим расправиться с ней, если она сию секунду не пришлет врача к его сыну. — Макс Райхенштейн? Он во внутреннем отделении. Там с ним полиция.
Найти дедушку было нетрудно. Одетый в светлую пижаму с эмблемой больницы, он стоял посреди прохода и кричал на троих врачей, которые покорно и испуганно взирали на огромного разгневанного старика.