— Я думаю, что это была Сара Курт… — прошептала я. — Но что же все-таки случилось, деда? Почему ты решился продать квартиру? Дело ведь не только в папином «Париже», правда?
Он хранил упрямое молчание.
— Дедушка, или ты сделал что-то такое, из-за чего мне следует переживать за тебя?
— Думаешь, я ее убил? Абер найн! Найн! Клянусь именем бабушки!
— Бабушка умерла.
Он засмеялся:
— Габи, твой дед никого не убивал!
— А Якоб? Что сделал он?
— Да что же это такое?! — рассердился он так, будто я на самом деле обидела его подопечного.
— Не знаю… Возможно, Якоб увидел эту женщину и подумал, что она — Вера-Леа Курт, испугался и набросился на нее. Ты же сам говорил, что он немного неуправляем…
— Найн!
— Может, он подумал, что она пришла снова забрать его в больницу, и решил…
— Найн, Габриэла, найн!
— Почему ты не рассказал сыщику, что должен был встретиться с этой Арлин?
— Я растерялся, только и всего… Я уже стар, Габи…
— А это что? — я вытащила картинку с тремя девушками в матросских костюмах.
— Вас из дас? И ты тоже? Твой отец тоже спрашивал про эту картину…
— Хватит, дедушка! Перестань! — вспылила я. — Это было в кармане твоего пиджака вместе с чеком из такси. Три маленькие морячки. Я спросила тебя о них позавчера вечером, у тебя дома. Ты и тогда не ответил. Может быть, хватит водить меня за нос?
— Я никогда не видел этой картины до того, как твой отец мне ее показал!.. — он побагровел от напряжения. — Пойдем, Габи, — сказал он после продолжительного молчания. — Надо подумать. Вернемся в отделение. — Я протянула ему руку, и он, с трудом поднявшись, оперся на нее. Впервые в жизни Макс Райхенштейн опирался на свою внучку! События последних дней вернули ему его настоящий возраст…
— Вас ждут, господин Райхенштейн, — сказал полицейский, сидящий у двери дедушкиной палаты.
Ну, конечно! Доблестный капитан Шамир! Он с улыбкой посмотрел на меня:
— Вы сегодня рано встали, госпожа Амит. Как прошла ночь?
— Ночь была беспокойной.
Его взгляд выразил вопрос.
— Нет, нет, больше никаких взломщиков. В этом смысле всё было тихо, — сухо ответила я. Мне показалось, что он смутился.
— Господин Райхенштейн, — подчеркнуто учтиво сказал Шамир. — Вы позволите задать вам несколько вопросов?
Шамир протянул дедушке лист бумаги:
— Это вам знакомо?
Ни один мускул не дрогнул на лице дедушки:
— Найн, не знакомо.
Шамир передал листок мне:
— Может быть, вы знаете?
Это был снимок, распечатанный с интернета, — вверху над снимком был адрес сайта. Те же три девушки, только на этот раз не в матросских костюмах, а в роскошных меховых манто. Их волосы были распущены, а босые ноги утопали в белом пушистом ковре, по которому были разбросаны стеклянные шары и синие цветы. На полях листа значилось: 1910, Три девушки в мехах, Зуциус.
— Нет, не знаю, — сказала я, возвращая Шамиру листок.
— Оставьте себе, — сказал он. — Может быть, вы или ваш дедушка, что-нибудь вспомните…
— Почему вы так с ней разговариваете, господин Шамир? — не сдержался дедушка.
— Господин Райхенштейн, — Шамир многозначительно на него посмотрел. — Я разговариваю так потому, что этот снимок был у вас. В вашем кабинете.
— У меня? Найн!
— Я нашел это среди картин, лежавших на кровати.
— Картины на кровати? О чем это вы?
— Габи вам не рассказала?
Черт! Я виновато посмотрела на него.
— Вчера кто-то проник в ваш дом, — сообщил сыщик. — Мы думаем, что они искали что-то определенное, возможно — этих девушек.
— Понятно, — сказал дедушка дрожащим голосом. В его глазах, обращенных ко мне, было страдание. — Езли изкали, то они ошиблись, — немецкий присвист снова овладел его речью. Он был сильно взвинчен. — У меня нет ничего похожего на эту картину… Габиляйн, твои синяки… Это воры?…
Я отрицательно помотала головой. Он облегченно вздохнул:
— Понял… Хорошо, но это не моя картина. Хотел бы я, чтоб она была моей…
— Вы удивитесь, но на этот раз я вам верю, — сказал Шамир. — Только мне кажется, вы догадываетесь, кто искал эту картину. Я прав, господин Райхенштейн? А может быть, не «искал», а «искала»?
— Нет, — дедушка упрямился, а я чувствовала, что силы меня покидают. — Не имею ни малейшего понятия.