Венька взглянул на Зыкова. Шутит? Нет, лицо Зыкова серьезно. «Как же так?.. Прячется… денег жалко… Почему?» Венька представил себе отца, который вдруг начал прятаться от него. А мать сидит за столом и пишет письма… Ерунда! Не может отец никуда прятаться, — и нет у него на груди никаких кошек!
Венька стиснул письмо во вдруг вспотевшем кулаке и побежал вслед за Шавровым.
Шаврова он застал в общежитии, одного.
— Получите письмо, пожалуйста, — сказал Венька.
Шавров неожиданно улыбнулся, подошел к двери и плотно прикрыл ее.
— А ты молодец, — проговорил он почти весело. — Настойчивый. Давай мы с тобой так сделаем: напишем на уведомлении «адресат выбыл». И делу конец. Будь другом…
— Нельзя это…
— Да ты не думай, что я за просто так, — Шавров подмигнул. — Держи. Твой будет.
На столе лежал охотничий нож-кинжал. Красные ножны, пластмассовая рукоятка. На лезвии — канавка. «Чтобы кровь стекала», — подумал Венька, холодея от мысли, что стоит только протянуть руку, и нож навсегда перейдет к нему.
Но Венька не протянул руки.
— Получите письмо, — умоляюще сказал он. — Мне ехать пора.
— Ладно, — Шавров спрятал нож в ящик стола. — Обожди минуту. — И вышел.
Прошло полчаса. Никто не приходил. Выйдя на крыльцо, Венька увидел кучку людей, собравшихся у лодок. Они готовились к выходу в море. Где-то среди них промелькнула белая мичманка Шаврова.
Венька спрыгнул с крыльца и побежал к берегу. Шавров был там.
— Получите письмо, — с отчаянием сказал Венька.
— Ну ты… — вполголоса проговорил Шавров. — Тихо! Завтра получу.
Но Венька, бледный от обиды, стоял, держа в вытянутой руке письмо, и твердил:
— Получите… получите.
Еще минута — и он заплакал бы.
Рыбаки, заметив неладное, подошли ближе. Серьезно и хмуро они смотрели на Веньку и Шаврова, не понимая еще, в чем дело.
— Ну давай! — Шавров усмехнулся и с нажимом расписался на уведомлении. — Пропадай моя зарплата…
Венька положил уведомление в карман и побрел к своей лодке. Шавров крикнул ему вслед:
— А ты нож не украл? Вернусь — проверю.
— Засохни, Павел, — сказал один из рыбаков. — Это же Венька. Почтарь, больше никому нету?
Венька, не оборачиваясь, помотал головой.
Пока тянулась вся эта история, наступил отлив. Море ушло из-под лодки, и теперь она лежала метрах в трех от воды. Венька толкал ее и раскачивал, наваливаясь на борт, но не мог даже сдвинуть с места. Наконец он понял, что одному ничего не сделать, забрался в лодку и сел на скамью. Покусывая губы, он смотрел, как море отступает все дальше и дальше. Движение это было похоже на ход минутной стрелки в часах: кажется, видишь его и в то же время не видишь. Но стоит ненадолго закрыть глаза, а потом взглянуть снова, и заметишь, что стрелка ушла на одно деление. Или море отступило еще на полшага.
— Загораешь, почтарь?
Венька обернулся. Сзади стояли две незнакомые женщины. Опустив на землю корзину с солью, они насмешливо улыбались. Венька насупился: прозевать отлив — дело позорное для помора. Но он же не виноват…
Женщины взялись с двух сторон за колки и столкнули на воду лодку вместе с сидящим в ней Венькой.
— Спасибо нам… — донеслось с берега.
— Ой! Спасибо! — спохватился Венька.
Женщины засмеялись и подхватили корзину.
Снова легла за кормой огненная полоса. Она всегда сопровождала Веньку. Он кружил по заливу, и вслед за ним кружило солнце, и Венька плыл не оглядываясь, зная, что нужно грести так, чтобы солнечная тропа ложилась в след лодки. Казалось, он сам прокладывал эти тропы.
Над грядами, обступившими залив, неподвижно висели кучевые облака. Они были словно продолжение гор. По их склонам скатывались к воде потоки света. Все искрилось и сверкало вокруг, и сейчас Веньке казалось нелепым, что на свете бывают такие, как Шавров.
Метрах в тридцати от лодки бесшумно высунулась из воды голова нерпы. Она смотрела на Веньку сторожкими, округлившимися в вечном страхе глазами.
— Получите и распишитесь! — крикнул Венька.
Голова скрылась беззвучно, как растаяла. И Веньке стало вдруг весело и легко, будто он отомстил Шаврову.
Лодка шла вдоль берега. Далеко впереди виднелся островок. Он поднялся над морем вместе со своими деревьями и валунами; он вздрагивал и колыхался, удерживаясь в воздухе каким-то чудом. С этого места Венька всегда загадывал, сколько осталось гребков.
— Тысяча двести, — сказал он сам себе и начал считать: — Раз и… два и… три-и-и-и…
Насчитав шестьсот, Венька обернулся. Островок все еще был далеко. Тогда Венька начал грести длинными гребками, подолгу задерживая над водой весла.
— … тысяча сто…
Он услышал за спиной легкие шлепки волн о берег. Это означало, что до острова осталось метров тридцать. Венька коротко и часто захлопал веслами по воде.
— Сто один, сто два…
На тысяча сто девяносто седьмом гребке лодка вылезла на камни. Венька, довольный, разогнул ноющую спину. Прошлый раз он ошибся на целых десять гребков.
Забравшись на покрытый лишайником валун, он развернул пакет с едой: два куска хлеба с маслом, проложенные жареным палтусом, — завтрак и обед, все вместе.
Поев, он лег на живот и некоторое время лежал неподвижно, чувствуя, как просачивается сквозь одежду тепло нагретой солнцем глыбы. Звонко чмокали волны, накрывая верхушки камней, уходящих в море. Когда Венька закрыл глаза, ему показалось, что валун под ним вздрагивает и покачивается, как лодка.
Но спать было некогда. Венька сполз с камня и подпрыгнул несколько раз на одном месте, чтобы прогнать сон. Когда он отплыл метров на пятьсот, островок опять приподнялся над водой. Венька снова начал считать гребки. Теперь он не оглядывался и не приноравливался, и потому до берега насчиталось совсем несуразное число — семьсот тридцать три.
Сразу у моря начинался и уходил к небу крутой каменистый склон. Здесь не было тропы, и Венька полез наверх, цепляясь за жесткие, как проволока, кусты можжевельника. На вершине холма он постоял немного и начал спускаться в долину, перепрыгивая с камня на камень.